Приезжаем по указанному адресу, поднимаемся на второй этаж, смотрю, дверь вроде открыта. Но я, человек опытом наученный, сначала позвонил. Зачем? А затем, что в квартире могут быть не только хозяева, но и разнообразные зверюшки. А может, и автоматический арбалет на открытие двери реагирует…

Так вот. Я звоню. Ни ответа, ни привета. Звоню еще раз. Слышу какие-то звуки, напоминающие шаги, решаю приоткрыть дверь и…

Так и есть, в квартире собака. Собака, правда, небольшая – французский бульдог, но увесистая, а главное, сразу видно – жевательные мышцы чересчур развиты. Но собачка ученая: безмолвно подходит к двери и внимательно смотрит. Не лает, не кусается, но смотрит. И вспомнилось: «Велика Россия, а отступать некуда – за нами Москва!» У собачки, конечно, оружия нет, но я понимаю, что она не отступит.

Все бы ничего, только за песиком виднеется не Кремль или Останкинская телебашня, а коридор, а за коридором – открытая дверь в комнату, а в комнате – диван. А на диване лежит куча тряпья всякого, одеяла, подушки, а из них торчат две черные ноги, вернее лодыжки и ступни.

В общем, надо человека смотреть, ну хотя бы чтоб законстатировать (имеется в виду констатировать смерть. – Прим. ред.). А собачка начинает тихо так, но вполне ощутимо рычать. Я собак, честно признаюсь, недолюбливаю, но думаю, что и самый большой друг собак сделать бы ничего не смог. Ученая собачка, я ж говорю.

Тут дверь в подъезд хлопает и на лестнице появляется пьяненький дядька, из серии бомж типа «пес», и такая же деваха, сожительница, наверное. Деваха меня увидела и давай верещать: «Спасите Гошу!»

Я спрашиваю:

– Которого из них?

– Моего!

– А который твой?

И пьяному говорю:

– Ты Гоша?

– Нет, – отвечает, – я Володька!

– А что с Гошей случилось?

Деваха, размазывая слезы и сопли, сообщает с украинским акцентом, что Гоша с утра похмеляться не стал, и вообще вроде как не дышит.

Володька, как это услышал, рванул вниз по лестнице и бегом из подъезда. Я деваху спрашиваю:

– Ты с Гошей живешь?

– Да, – говорит, – живу, то есть жила.

И в рев.

– Ты не реви, а собаку убирай, а то мы к твоему Гоше не попадем никак.

И вот тут самое интересное и начинается: собака не уходит. Рычит только злобно. Тетка мнется, скулит плаксиво:

– Она же меня так хорошо слушалась. Она писать со мной ходила.

– А сейчас что не идет? – спрашиваю. – Видать, писать не хочет.

«Зови ментов, – говорю Пашке, – пусть разгоняют или отстреливают к черту».

Деваха сначала опять в причитания, как ей, мол, собачку жалко, потом спохватилась: «Мне Гоша дороже»! Пошли в машину вызывать ментов с «Алтая», потому как собака девку в квартиру пустила, а нас нет, а мобильных телефонов тогда не было.

Вызвали. Где-то минут через тридцать подкатил красивый милицейский «Форд», из которого вышли два прапора с автоматами. Тот, который старшой, увидел весь этот бардак и заявил, что он песика из автомата расстреливать не будет, пускай территориалы приезжают. У них, мол, пистолеты, вот пусть они и разбираются. Пошли звонить территориалам, а Гоша, похоже, стынет.

Тут бульдог принимает нестандартное решение и отступает к дивану. Прыгает на него, полаивает, потом с куском мяса в зубах начинает круги нарезать. Я, грешным делом, подумал, что он его от хозяина отгрыз, но нет. Уже потом, когда пса отогнали, Гоша целым оказался. Он хоть и алкаш был, а мясо для собачки специально покупал. И не какое-нибудь…