– Ась?
– Зовут, говорю, как? Только не говори, что Марфа Васильевна.
– Зовут. Меня?
– Ну, не меня же!
– Марийка я… Нешто запамятовал?
– Красивое имя… да и ты ничего. Ну, ладно… давай-ка еще накатим по кружечке.
– Чего, господине?
– Выпьем еще по одной.
– Выпьем… Вижу, господине – умаялся. Ложись-ка, я тебе на ночь сказочку расскажу, как ты любишь.
Павел махнул рукой – сказочка так сказочка…
Улегся на ложе, расслабленно наблюдая, как Марийка стаскивает с него постолы… Неплохая девчонка… симпатичная… И грудь… Вот, как раз склонилась – обнять? Обнять!
Ах, какая упругая!
– Погоди, господине, я затушу лучинушку…. да платье сниму.
Ого! При таких-то словах Ремезов сразу ожил – как и любой мужчина на его месте. Вот так сказочница! Вот оно так тут поставлено-то.
Ничуть не стесняясь, девушка сбросила с себя платье, рубаху, ногой подошла к светцу… наклонилась…
– Постой! – скинув рубаху, Павел проворно вскочил на ноги. – Так вот и стой… А я тебе… спинку поглажу.
Обернувшись, Марийка улыбнулась лукаво:
– Как велишь, господине, как велишь…
Ах, какое у нее было тело! Точеное, крепкое, сильное! И большая упругая грудь… Которую Павел, обняв девушку сзади, тут же обхватил руками, принялся ласкать, мять, зажав между плацами соски, и вот уже…
Марийка дернулась, застонала… о-ох, какой она оказалась жаркой, как изгибалась, как… Все грустные мысли давно уже покинули Павла, воспарившего в небеса от навалившегося внезапно блаженства. Тонкая талия, широкие бедра, грудь… А животик? А сладострастный стон? Да есть ли еще хоть что-нибудь слаще всего этого?
– Ах, господине… – прильнув к Павлу на ложе, расслабленно прошептала Марийка. – Как ты сегодня… ой…
– Ничего, милая, – молодой человек поцеловал девушку в губы. – Еще не вечер.
Ну да, не вечер – ночь. Тихая, звездная, ясная, с полной, улыбающейся добродушно луною и золотисто-палевыми отблесками заката.
Ремезов смежил глаза… и тут же – как показалось, почти сразу – открыл, вздрогнул нервозно: ну как же – «Детскую болезнь левизны в коммунизме» так и не доконспектировал – а завтра с докладом на комсомольском бюро выступать! Что комсорг скажет, ребята?! Вот беда-то!
Молодой человек так и подскочил на ложе… что-то царапнуло грудь… Нож! Узкое злое лезвие, зажатое в сильной руке Марийки! О-о, какой ненавистью пылали ее глаза… Или в них просто отражалась заглядывающая в окна луна?
Впрочем, Павлу сейчас было не до этого – слишком уж далеко все зашло, да так, что нужно было немедленно спасать свою жизнь!
Перехватить запястье. Сжать! Вывернуть… Ага! С глухим стуком нож упал на пол. Вскочив с ложа, девушка – успела уже одеться, зараза! Заранее к убийству готовилась – со всех ног бросилась к двери, откинув крючок, распахнула… Тут же угодив в объятия дюжих молодцов-слуг!
Один из парней, не отпуская враз поникшую головой беглянку, вопросительно посмотрел на «боярича»:
– Велишь в амбаре ее запереть, господине? Или постегать для острастки?
Страж спрашивал как-то без особых эмоций – привычно, буднично, будто бы каждую – ну, почти каждую – ночь из покоев молодого выскакивали разъяренные девки… А, может, и выскакивали! Почему нет?