– Ладно, – не стал настаивать Гуров, – тогда, будьте добры, расскажите мне о своей семье. Понимаю, в вашем прошлом кроется весьма неприятная история. Но я спрашиваю не из праздного любопытства. Поверьте, это может быть очень важно.

– Вы снова ошибаетесь, Лев Иванович, – мягко возразила Алина, – вернее, вы сделали правильные выводы. История моего детства не просто неприятная, она дикая и трагичная, если выражаться совсем уж точно. И я расскажу вам все, чтобы вы не сомневались, как не сомневаюсь я, что защищать меня, тем более таким странным способом, совершенно некому.

– Хорошо, допустим. Тогда постарайтесь меня переубедить.

– Моя девичья фамилия – Сереброва Алина Павловна. И я все детство, кочуя по детдомам и приемникам, повторяла ее как мантру. Поначалу просто свое имя забыть боялась. Ведь в систему я попала, будучи четырехлетним ребенком. А потом привыкла, и звучание собственного имени меня успокаивало, приводило нервы в порядок и внушало толику уверенности.

– Вас разве не пытались удочерить? С маленькими детьми приемным родителям всегда проще. И таких деток охотно забирают в семьи.

– Кажется, меня собиралась взять одна семья, помню, нянечки болтали об этом, а я слышала. Но потом что-то там не срослось у этой семьи или просто передумали. Мне тогда было все равно, я все время плакала и просила вернуть меня назад, к отцу и любимой сестре.

– Сестре?

– Да, у меня была старшая сестра Виолетта. А потом все неожиданно закончилось. Виолетта была старше меня лет на восемь, и я ее обожала. Собственно, сестра заменила мне мать, умершую во время родов. Я знаю маму лишь по фотоснимку, который любила рассматривать в детстве, и то со временем это изображение стерлось из моей памяти почти совершенно. Другое дело – лицо Виолетты, она словно по сей день стоит у меня перед глазами. Знаете, Лев Иванович, мне иногда кажется, что я вижу ее в толпе. И в такие моменты мне неизменно становится грустно и тоскливо, ибо умом я понимаю, что это не что иное, как расшалившиеся нервы или проявление буйного воображения. А моей сестры, видимо, давным-давно нет в живых. Как, впрочем, и отца.

– Что же конкретно произошло с вашими родными?

– Я была еще довольно мала, поэтому не помню всех обстоятельств той трагедии. Знаю только, что мой отец занимался бизнесом и погиб у себя в офисе при невыясненных обстоятельствах.

Повисла недолгая пауза, во время которой Алина словно собиралась с духом, чтобы говорить дальше, а Гуров что-то подсчитывал.

– Это было в девяностые?

– Да, в девяносто четвертом. Много позже, уже когда стала взрослой, я пыталась наводить справки, даже поговорила со следователем, который вел дело отца. Он заверил меня, что следов и улик не удалось найти практически никаких. И внешне все походило на банальное самоубийство после разорения. Но я в это не верю, впрочем, следователь сам был не слишком убежден. Во-первых, дела у отца шли неплохо. Во-вторых, он никогда не бросил бы нас с Виолеттой на произвол судьбы. А в-третьих, из офиса странным образом исчез пистолет, из которого отец якобы застрелился. Что, согласитесь, само по себе подозрительно.