Заделав пробоины и подготовив корабли к отплытию, никто не ожидал более неприятностей. Пленных осман, велением государя, подвергли жестокой казни на берегу, предварительно отрезав всем носы. Окровавленный мешок со страшным грузом вручили сыну Ибрагима, несчастному сыну владельца караван-сарая, сообщившему властям о готовившейся сделке по незаконной продаже оружия русичам, с наказом передать поминок самому эмиру. Эту идею государю подал греческий шкипер.

Как-то раз один генуэзец, воевавший с трапезундским императором, напал на православный монастырь и отрезал носы всем монахам и окрестным крестьянам. Их он отослал в дар императору и продолжал слать еще, пока император не пошел на уступки, заключив мир с республикой.

Всем идея понравилась, особенно Андрею. Эмир подарил ему три отрубленных головы его матросов, а взамен князь пришлет отдарок – несколько сотен отрезанных носов эмирских головорезов. Равноценный поминок, так справедливо считал Андрей, и все были с ним согласны.

Трюм корабля тщательно отмыли от вина и крови. Работу эту поручили купленным в Синопе малолетним рабам и полонянкам-рыбачкам. Шкипер, почувствовав власть на корабле, приказал им на помощь отправить церковников – а нечего прохлаждаться, когда другие работают. Это только на первый взгляд кажется, что тряпкой махать – проще простого. А попробуй вымой трюм начисто, когда над душой стоит не кто иной, как сам боцман, и внимательно следит за качеством мытья. На корабле и так строго следили, чтобы никто не вздумал выплеснуть суп там, или иную жидкость на баласт, или в ином месте корабля, отчего в трюме мог появиться смрадный запах и более того – распространиться зараза. А тут сразу несколько бочек пролилось! Шкипер, как бывалый моряк, хорошо представлял крайнюю опасность и для корабля, и для людей, и для товаров. Но, слава богу, на балласт попало не много жидкости, до Крыма они с божьей помощью доберутся, а там трюм проветривать придется, да и балласт вытащить и выскоблить все там не помешает. Но это потом. Все потом. А пока нужно быстрее уходить от турецкого берега.

Наву, идущую на веслах[308], взял на буксир фрегат. И как назло, навстречу им в бухту заходил один корабль под генуэзским флагом. И что особенно важно, он не собирался отворачивать, паруса приспустили на нем и только.

Шкипер что-то сказал такое воеводе, отчего тот взревел громким басом:

– К оружию!

– Что орать, – Андрей ворчливо выговаривал свое недовольство непонятно кому. – Все не слава богу. Думал, спокойно пожить в свое удовольствие, а тут саблю из рук не выпускаю. Козлы эти, ну не сидится им на жопе спокойно.

– Горе тебе, опустошитель, который не был опустошаем, и грабитель, которого не грабили! Когда кончишь опустошение, будешь опустошен и ты; когда прекратишь грабительства, разграбят и тебя, – тихо произнес Ванька-толмач, кстати, во время схватки с турками отсиживавшийся вместе с невольниками в трюме.

– Сам-то понял, что сказал? – рассмеялся Андрей.

– Пророчество пророка Исайи, – все тем же тихим голосом ответил Ванька.

– Это, по-твоему, я разбойник и грабитель? – вспылил Андрей.