Поднявшись в квартиру и открыв дверь, я на мгновение останавливаюсь. Запах спирта не спутаю ни с чем другим. На глаза сразу же наворачиваются слёзы от обиды. Только я не плачу, всегда ловко скрываю их и не позволяю себе такую слабость, как слёзы.
Пока я стараюсь спасти шкуру отца, он снова нарушает своё обещание и напивается? Ведь знала, что та бутылка из-под пива дурной вестник.
Осторожно прохожу в квартиру. Я уже боюсь, что отец снова связался с дурной компанией, но он лежит на диване, смотрит телевизор и широко улыбается, увидев меня.
- Владка! Как хорошо, что ты пришла. Слушай, сваргань макароны по-быстрому. Жрать хочу, не могу.
- Папа, почему ты снова выпил? – спрашиваю дрожащим голосом.
Кажется, что ещё немного, и мои эмоции выльются в истерику.
Сколько можно это терпеть?
Сколько ещё отец будет изводить меня?
- Слушай, ты мне не мама. Я твой отец, и отчитывать тебя могу только я. Ты не смеешь указывать мне, что делать. Я тебя столько лет поднимал на ноги, и это твоя благодарность?
Проглатываю его пьяный бред. Уже заранее вижу этот извиняющийся взгляд, когда отец отрезвеет и поймёт, что снова взялся за старое.
А может, никакая совесть в нём и не говорит?
Ведь в таком состоянии человек обычно выдаёт то, что на самом деле творится у него на душе.
Вдруг отец действительно считает, что я теперь по гроб жизни обязана ему?
Конечно, может всё и так, но я уже устала.
У меня никаких сил не хватает терпеть это.
Порой приходит мысль, что лучше бы я росла в детском доме, чем теперь терплю это. Я отгоняю её, стараюсь оправдать поведение отца, стараюсь заставить себя думать, что ему тяжело, и я должна помочь выкарабкаться, но сколько это будет продолжаться?
Сейчас обида захлёстывает меня сильнее, чем когда-либо.
Обычно отец срывался не так скоро, а тут я ещё не успела его спасти от тех амбалов даже, а он уже снова взялся за своё. И что он придумает дальше? Как будет оправдываться?
Ему тяжело живётся?
А кому легко?
Вот только не все спиваются. Люди находят в себе силы, чтобы жить дальше, тянуть эту лямку, а отец…
- Ну чё ты стоишь как вкопанная? Отец с голоду подыхает, а ты стоишь и смотришь. Свари макароны, говорю.
- Я не буду варить тебе макароны, - выдаю я с горечью и разворачиваюсь, чтобы пойти к себе и собрать вещи.
Мне бы не расплакаться.
Столько я уже вынесла и ни разу не ревела. Не дело сейчас разводить сырость.
- Да как ты смеешь так со мной говорить? Я тебе отец или не отец? – рычит папа и пытается встать, но видимо допился до той самой кондиции, когда подняться уже не получается, как и контролировать своё тело. – Владка! Вернись, неблагодарная ты!
Неблагодарная, значит?
Пусть так…
Сердце сжимается от боли. Дышать становится слишком трудно. В грудной клетке нарастает громадный шар обиды.
Я не плачу, но тяжесть всё равно тянет камнем на дно.
Спешно собираю вещи в рюкзак.
Чемоданов у меня всё равно нет, да и вещей не так много, чтобы было из чего выбирать.
Тороплюсь, желая поскорее покинуть квартиру.
Я не готова услышать сейчас от отца ещё какое-нибудь проклятие в свой адрес. Слишком тяжело и обидно в это мгновение.