Павел растерянно промолчал. Вину свою он отрицать не хотел. Но и так просто признавать ее было глупо.

– Статья триста третья это называется. Фальсификация доказательств, – продолжал Нырков. – В твоем случае от трех до семи лет лишения свободы.

Павел удрученно склонил голову. Да, он сфальсифицировал доказательства по особо тяжкому преступлению, а это действительно от трех до семи лет. Права занимать определенные должности он лишил себя сам, но, видимо, этого было мало. Что ж, сам виноват, самому и отвечать.

– Дальше что? – угрюмо спросил он.

– А дальше тюрьма. Но сначала в отдел. Харчев хочет с тобой поговорить.

– А вещи собрать позволишь?

– Да, но только у меня на привязи. Ты уж не обессудь.

Юля плакала, помогая собрать ему вещи. Не рыдала, не билась в истерике, не кидалась ему на шею, пытаясь удержать. Но смотрела на него с пронзительным отчаянием. Как будто чувствовала, что никогда с ним больше не увидится.

– Это недоразумение, – сказал он. – Я обязательно вернусь. Ты, главное, жди...

– Я обязательно дождусь.

Она не хотела, чтобы он уходил, она боялась его потерять. И, как это ни странно, он завидовал ей. Хотя бы потому, что сам уходил от нее без особого сожаления. Если не считать дочери, то не было у него на этом свете женщины, дороже, чем она. Но на том свете его ждала Лена. И пусть он думал об этом на грани помешательства, но никто не в силах был заменить ему покойную жену.

Его вывели со двора, когда к дому подъехали два черных джипа. Из первой машины выскочил Ждан, за ним – крепкие парни в черных костюмах и с оружием. Охранники молча окружили оперативников. Ждан вопросительно смотрел на Павла. Он готов был отбить его у рубоповцев.

Никифоров мотнул головой, призывая Ждана к спокойствию. Никогда еще он не чувствовал себя так униженно.

Его посадили в «десятку», Нырков устроился справа от него, другой оперативник поджал арестанта слева. Павел сидел, низко опустив голову. Он не знал, как смотреть в глаза своим бывшим коллегам. Какой позор – бандиты держат его за своего, более того, они готовы драться за него...

К чести Ныркова, тот почувствовал его настроение и не стал его стыдить.

Зато не стал щадить его Харчев. Павла привели к нему в кабинет и, как последнего злодея, пристегнули наручникам к специальной скобе, вмурованной в стену.

– Как же так, Никифоров! – усмехнулся полковник, с пренебрежением глядя на него. – Живешь с дочерью бандита, дружишь с ее братьями.

– Живу. Потому что люблю.

– Ой ли!

– Ну, думал, что люблю...

– Вот это уже ближе. Хотел полюбить, но не вышло. Зато красивая жизнь по нраву, да?

– Какая красивая жизнь?.. Жена у меня погибла. А я убийцу ее не смог найти. Пытался, но не смог. А Юля на нее очень похожа, на жену мою покойную. Увидел, и в душе все перевернулось. Думал, вот оно мое счастье... А не вышло ничего. Чужое это счастье, не мое...

– Чужое счастье, – кивнул Харчев. – И ты ради него против своих пошел.

– Нет, не ради чужого. Ради своего. Я должен был за Лену отомстить. Должен был, но не мог... А тут Бурыбин. Как тот дьявол, сделку мне предложил. Я ему помогаю Лихопасова освободить, а он мне убийцу моей жены сдает.