Аннета замолчала, но Эмилия все еще, казалось, слушала. Вдруг она проговорила:

— Я хочу пойти к нему сама. Где он? — Аннета спросила, о ком она говорит.

— О синьоре Монтони, — отвечала Эмилия, — я желала бы повидаться с ним.

Аннета, вспомнив приказание, отданное им накануне относительно ее молодой госпожи, встала и объявилаа, что сейчас пойдет искать его.

Подозрения девушки, касающиеся графа Морано, оказались совершенно верными; та же мысль пришла в голову ii Эмилии. Монтони, тоже не сомневавшийся в том, что похищение затеяно было графом, начинал подозревать, что и попытка отравить его вином была произведена по наущению Морано.

Раненый граф, распинаясь когда-то перед Эмилией и уверяя его в своем раскаянии, в ту минуту говорил искренно; но он ошибался насчет предмета своих сожалений; он воображал, что сокрушается о жестокости своих поступков, а в сущности он печалился только о невыгодных последствиях этих поступков. Когда страдания стали ослабевать, его прежние убеждения ожили и, наконец, когда совершенно восстановилось его здоровье, он опять почувствовал себя готовым к предприятиям и борьбе с препятствиями. Привратник замка, стуживший ему не раз и раньше, охотно согласился принять вторичный подкуп и условился с ним относительно средств заманить Эмилию к воротам. Морано на виду у всех покинул деревушку, куда его отнесли раненым после поединка, и вместе со своими людьми отъехал на расстояние нескольких миль. Оттуда в ночь, условленную между ним и Бернардином, — который узнал из легкомысленной болтовни Аннеты, каким путем можно завлечь Эмилию, граф послал своих людей назад в замок, а сам ждал возлюбленную в деревушке, с намерением немедленно увезти ее в Венецию. Как не удался этот второй замысел, уже известно читателю; но о бурных страстях, волновавших пылкого влюбленного итальянца, и о его гневе, когда он вернулся в Венецию, можно только догадываться.

Аннета доложила Монтони о состоянии здоровья Эмилии и о ее просьбе повидаться с ним; он отвечал ей, что Эмилия может прийти через час в кедровую приемную. Эмилия желала поговрить с ним о предмете, лежавшем камнем на ее сердце; однако она не сознавала ясно, какой цели она может достигнуть этим разговором, и порою трепетала от ужаса при мысли о свидании с Монтони. Кроме того, она намеревалась просить него разрешения вернуться на родину, раз ее тетки уже нет живых; в успех этой просбы она, впрочем, мало верила.

По мере того, как приближался момент свидания, волнение ее все росло; на сегодня ей хотелось извиниться под предлогом нездоровья, что было бы вполне правдоподобно. Размышляя о том, что она может сказать ему о себе и о судьбе тетки, Эмилия чувствовала, как безнадежны ее просьбы, и боялась, чтобы они еще пуще не раздражили мстительного Монтони. А между тем притворяться, что ей неизвестно о смерти тетки, значило бы сделаться как бы сообщницей преступления. В сущности это событие было единственное, на чем она могла основать свею просьбу о разрешении уехать из Удольфо.

В то время, как ее мысли находились в таком состоянии колебания, ей пришли сказать, что Монтони может принять ее не раньше завтрашнего дня. Она ободрилась, и с души ее скатилось почти невыносимое бремя страха.