3

Позвонила Эмма и сказала, что она уже на Садовом и скоро будет сворачивать на Каретный. Турецкий отправился к проходной ее встречать.

Нет, наглая, конечно, дамочка. Она развернулась там, где ей понравилось, то есть прямо посреди улицы, и «тойота» с ходу причалила к тротуару напротив проходной. Но Александр Борисович, стоявший рядом с дежурным милиционером, только с улыбкой переглянулся с ним: мол, во дает! — но выходить не торопился. Он все ждал, кто появится следом. И дождался. К противоположному тротуару подкатила серебристая «бээмвэшка» и остановилась. И никто из нее выходить не стал. Только приспустилось боковое заднее стекло, и оттуда словно бы потянулась струйка дыма. Вот теперь все нормально.

Турецкий слегка тронул дежурного за плечо:

— Ну пора и встретить. А к тебе, браток, просьба, попроси кого-нибудь между прочим срисовать номерок вон того красавца. Я буду у Грязнова, позвони, не сочти за труд.

Эмма сразу открыла дверцу со стороны пассажира, но садиться к ней в данный момент совсем не входило в планы Александра Борисовича. И он сразу повел себя официально — для тех, кто находился в машине напротив. Тем более что они наверняка поставили на «тойоту» прослушку. Как и в прошлый раз, но тогда ее снял Щербак. Интересно, была ли на этот счет какая-нибудь реакция с их стороны? Или, может, они решили, что изделие с Митинского рынка оказалось некачественным и отлепилось само от удара колеса по выбоине на дороге? Ладно, спросим при случае.

Он поклонился Эмме:

— Здравствуйте, Эмилия Леонидовна, — и подмигнул ей, словно заговорщик. — Рад, что вы сочли возможным… э-э… Между прочим, вы, э-э, можете оставить машину здесь. Дежурный понаблюдает, чтоб ничего… э-э, с ней не случилось. А нам придется пройти в Экспертно-криминалистическое управление, где, как я вам имел честь сообщить… э-э, будет произведена экспертиза. То бишь опознание в соответствии со статьями сто шестьдесят шестой и сто шестьдесят седьмой Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации, если позволите.

— Как скажете, — сухо отозвалась Эмма и выбралась из-за руля. Она «вякнула» сигнализацией, вспыхнули и погасли косые японские фары.

Турецкий мог в полной мере оценить теперь ее «девичью» скромность и манеру поведения. Во-первых, она была одета не как в прошлый раз — чтобы сразить наповал любого, кто на нее посмотрит. Сегодня на ней был вполне нейтральный наряд — все такое серенькое, простенькое, однако, вероятно, безумно дорогое — от сапог в обтяжку до манто из какого-то зверя. А во-вторых, она спокойно отстранила его руку, протянутую для помощи, и пошла к проходной, демонстрируя полнейшую самостоятельность. Проходя мимо дежурного, Турецкий лукаво подмигнул ему и кивнул в сторону серебристого «БМВ», а тот в ответ глазами же показал: о чем, мол, речь! И бабец что надо! Это если перевести язык взглядов на бытовую речь.

Через короткое время на появление Эммы в буквальном смысле точно так же отреагировал и Вячеслав. Только в его глазах прочитал Турецкий уже не «бабец», а кое-что покруче. Вполне может быть, потому что Эмма скинула свое манто на руки Александру Борисовичу еще в приемной, отчего у бедняжки Людмилы Ивановны разве что чудом не случился инфаркт, и, войдя в кабинет Вячеслава, села, закинув ногу на ногу, отчего и у него что-то случилось с речью. На короткое время.