Как честный человек и в некотором смысле упертый профессионал, Василий Иванович Чижов альтернативы не видел — «вор должен сидеть в тюрьме»! И продолжал действовать так, как и должен был действовать любой уважающий себя следак на его месте. До вчерашнего дня…

А вчера произошло нечто. Рано утром в железные ворота своего дома в Раздорах постучал обросший, с запавшими глазами, похожий на бомжа-алкоголика некто. Недовольный охранник, брезгливо открыв калитку, хотел было уже дать пинка «посетителю», уже и ногу занес для удара, когда вдруг с ужасом опознал в этом грязном «челкаше» своего обожаемого хозяина!

Васин рассказ — со слов потрясенного, естественно, охранника — был не менее живописен, чем одежда господина Фрадкина, выброшенного в буквальном смысле из узилища. Его, со связанными за спиной руками и вонючим мешком на голове, привезли в багажнике машины почти к самому дому, ну не доезжая метров триста-четыреста, после чего развязали руки и выкинули в сугроб. Пока Михаил Михайлович приходил в себя, пока разобрался с мешком на голове, никого рядом, естественно, не оказалось. Вот он и пришел пешком…

И дальше начался цирк. По словам Чижова, «доступ к телу» был немедленно перекрыт. Врачи заявили, что пострадавший перенес сильнейший стресс, он в глубоком шоке и любые встречи и разговоры с посторонними ему запрещены категорически. Хорошо хоть, вообще не забыли сообщить о его освобождении — и на том спасибо. А по поводу выкупа в офисе на Большой Ордынке было заявлено, что этот акт является коммерческой тайной и разглашению не подлежит, поскольку находится исключительно в компетенции руководства компании.

Ну хотят они выкинуть на помойку десять «лимонов»! И кто им может помешать это сделать?.. Вот, собственно, и все, что касается самого похищения.

И, наконец, последнее. Городской прокурор Прохоров дал указание доставить все следственные материалы, добытые на сегодняшний день, к нему — для их оценки и принятия решения о дальнейших действиях оперативно-следственной группы. Скорый ответ восхитил своей ну просто потрясающей казенной лапидарностью: «Дело приостановить в связи с неустановлением лиц, подлежащих привлечению в качестве обвиняемых». А говоря нормальным русским языком, дело не имеет судебной перспективы. Итак, плюньте, ребята, у вас что, других забот не хватает?

Реакция Чижова была проста, как правда.

— Не знаю, уважаемые начальники, — сказал он тоскливым голосом, — смеяться нам или плакать… Но мы, — добавил уже с иронией, — люди подневольные. Сказано — развалить дело. Куда попрешь против этого? Вот вы, Вячеслав Иванович… или вы, Александр Борисович, учителя мои ненаглядные, что скажете бедному сыскарю? Чем утешите?

— Да отдохни ты! — морщась, как от зубной боли, отмахнулся Грязнов, который искренне переживал за Васю.

— Конечно, смеяться, — решил по-своему Турецкий. — И наплевать на все и всех с высокой кручи.

Сам он заскочил сюда, к Славке, с куда более важными, нежели похищение какого-то там олигарха, проблемами. Но Васин скулеж натолкнул на встречный вопрос. Наверное, не самый главный в данную минуту.