А ведь попал!
Ничего, к сожалению, оперативники до сих пор не обнаружили. И фраза была брошена Турецким наугад, в расчете на то, что и тут купится уже сбитый с ног преступник. Невелик, поди, ум, чтоб тебя, сукиного сына, не переиграть…
Значит, теперь что же? Гараж тот надо искать, вот что. Кончать топтаться на одном месте и закидывать сеть на всю родню и всех знакомых сержанта. И там, возможно, найдутся ответы на очень многие вопросы.
А самому Турецкому можно временно переключаться и на джип. Что там у Дениски делается?
Грязнов-младший отозвался сразу.
Он со всей своей командой ожидал дядьку, который вместе с отделением СОБРа должен был с минуты на минуту прибыть на аэродром подмосковного города Жуковского, где с коммерческой стоянки должен был также в самое ближайшее время подняться транспортный самолет, чтобы взять курс на Баку. Такой вот, понимаешь, расклад.
— Я там вам нужен?
— Да ты просто уже и не успеешь, дядь Сань. Можешь не отрываться от своих насущных дел. Да и мы, думаю, скоро вернемся в Москву. Не прошел у них этот номер, они в старом трейлере вывезли джип из мастерской, думая, что мы ничего не увидим. А маячок сработал, поэтому мы особо-то и не торопились. Ну а теперь — тем более… Все, дядь Сань, извини, вон они, вижу.
— Давайте, ребятки, держите в курсе…
2
Клавдия Сергеевна, секретарша Меркулова, передавая Турецкому большой конверт, доставленный с курьером из ЭКУ — Экспертно-криминалистического управления, что на Петровке, 38, с лукавой усмешкой спросила:
— А кто ж это у нас такой симпатичный?
— Ты про меня, Клавдия? — слегка удивился Александр Борисович и чуть приосанился.
— Нет, друг мой, — игриво двинула в его сторону пышным своим бюстом медленно увядающая кокетка, даже не поднимаясь со стула. А какой была — у-у-у! Какие страсти разыгрывались в ее родном Орехове-Борисове! Какие руки лебединые творили чудеса! Какие… гм, да…
Впрочем, если верить писателю Юрию Карловичу Олеше, женщина всегда остается женщиной (за исключением бабы-яги, где не все до конца понятно), а потому умный мужчина, как говорится, от добра добра не ищет. Особенно после принятой на грудь бутылки и когда он сам давно уже не юноша. Вот и слово «была» к Клавдии не должно иметь отношения изначально, по определению.
— Но кто же?! — Турецкий требовательно навис над ней, разрешая вдохнуть запах хорошего французского одеколона, выданного ему сегодня утром супругой в благодарность, видимо, за пережитые им страдания.
Клавдия чуть не сомлела, благо в приемной заместителя генерального прокурора посторонних не было. Но и на явный вызов тем не менее не отреагировала.
— Я про этого, — она потыкала указательным пальцем в конверт. — Такой мужественный мужчина! Ну просто обожаю!
— А кто тебе разрешал, моя дорогая, — мягко спросил Турецкий, — без спросу копаться в чужих документах? А если б там был, к примеру, ну…
— Можешь не продолжать свои вечные глупости. И потом разве я не должна знать, за что расписываюсь и за что несу ответственность?
— Все правильно, молодец, конверт же не запечатан. А это один крупный преступник. Так я думаю, — небрежно сказал Турецкий, забирая фоторобот неизвестного Дмитрия Сергеевича. — Ох, гляди, Клавдия, подведет тебя когда-нибудь твоя эта… любвеобильность! Так ведь и срок схлопотать недолго!