И вот тут-то особые скидки кончились. Он позвонил в звонок, представляя себе знакомые золотистые локоны и розовый халатик, уже слыша веселое хихиканье. Но дверь открыла какая-то темная женщина — и искусственная, и пожилая.

Он стоял, недоумевая, молча.

— Подарочек мне? — сказала она, возможно, просто завязывая разговор, и протянула руку, и взяла шампанское за горлышко. Вместо ответа он крепче сжал бутылку, и они по-дурацки тянули ее туда-сюда, пока он не сказал:

— Бабс.

— Бабс будет немножко погодя, — сказала она, открывая дверь пошире. Что-то было не так, но он пошел следом за ней в гостиную, которая с прошлого года была заново отделана. Отделана под комнату шлюхи, подумал он.

— Я поставлю ее в холодильник? — сказала она, но он бутылку не отдал.

— Из загорода? — спросила она.

— Военный джентльмен? — спросила она.

— Язык проглотили? — спросила она.

Они сидели молча четверть часа, пока он не услышал, как закрылась одна дверь, за ней другая. Теперь темноволосая женщина стояла перед ним с высокой блондинкой, чей бюстгальтер предлагал ему ее сиськи, будто ваза.

— Бабс, — повторил он.

— Я Бабс, — ответила блондинка.

— Ты не Бабс, — сказал он.

— Как скажете, — ответила она.

Две женщины переглянулись, и блондинка сказала небрежно и жестко:

— Послушай, дед, я буду та, которая тебе требуется, ладно?

Он встал. Он поглядел на двух шлюх. Он объяснил медленно, так что самый зеленый новобранец мог бы понять.

— А! — сказала одна из них. — Так вы про Нору?

— Нору?

— Ну, мы называли ее Норой. Сожалею. Нет, она нас оставила месяцев девять назад.

Он не понял. Он подумал, они подразумевают, что она переехала. Затем он снова не понял. Он подумал, что она была убита, погибла в автокатастрофе или еще как-нибудь.

— Она же была уже довольно пожилой, — в конце концов сказала одна из них, как объяснение. Наверное, вид у него стал свирепым, потому что она добавила довольно-таки нервно: — Извиняюсь. Ничего личного.

Они откупорили шампанское. Темноволосая принесла не то — бокалы. Они с Бабс всегда пили из стаканов. Шампанское было теплое.

— Я отправил открытку, — сказал он. — Церемониальный меч.

— Да, — ответила она без всякого интереса.

Они допили свои бокалы. Темноволосая сказала:

— Ну, так вы все-таки хотите того, за чем пришли?

Он, собственно, об этом не думал. Наверное, он кивнул. Блондинка сказала:

— Хочешь, чтобы я была Бабс?

Бабс была Норой. Вот что вонзилось ему в мозг. Он почувствовал, что снова свирепеет:

— Я хочу, чтобы ты была тем, что ты есть.

Две женщины переглянулись. Блондинка сказала твердо, но не убедительно:

— Я Дебби.

Ему следовало бы уйти от них. Ему следовало бы уйти из уважения к Бабс или верности Бабс.

По ту сторону завинченного окна тянулся пейзаж, как каждый год, но он ничего там не различал. Иногда он путал верность Бабс с верностью Памеле. Он залез в вещмешок за термосом. Иногда — о, всего несколько раз, но это случалось — он путал траханье Бабс с траханьем Памелы. Ну, будто был у себя дома. И будто происходило это дома.

Он поднялся в прежнюю комнату Бабс. Тоже заново отделана. Он воспринял не то, что стало новым, а только то, чего не хватало по сравнению с прежним. Она спросила, чего он хочет. Он не ответил. Она взяла деньги и дала ему резиновый джоник. Он стоял и держал его. Бабс никогда, Бабс не…