Но ведь клятва дана еретикам, язычникам! (Признать христианами русских он тоже не мог.) Как же так?
Глава 19
Короткий день померк. Уже солнце, выбившееся наконец на мгновение из-за туч, косо позолотило лес и кусты, пробежало по истоптанному до черной земли, окрашенному кровью полю с кучами изрубленных тел и, загрустив, смеркло, утонуло в синей закатной дымке, а с востока, охватывая небо, надвигалась лиловая темнота.
В сумерках конница продолжала преследовать бегущих и уже окончательно потерявших строй вражеских ратников в три пути: и в чело, и справа, и слева. Бой оканчивался избиением. Кони то и дело спотыкались о трупы, густо усеявшие снег. Остатки немецкого войска укрылись за стенами Раковора.
Пешие новгородские ратники останавливались, окликали товарищей.
Кто-то, подъехав, спрашивал: не видали ли посадника? Нашелся раненый, который видел его в полдни среди боя. Несколько человек с факелами отправились тотчас искать. То там, то здесь зажигали костры, скликали и пересчитывали своих:
– Перх!.. Наум!.. Огафонко!
– Здеся я.
– Григ!.. Кулба!.. Офромеец!.. Филимон!
– Убит.
– Васка!
– Убит.
– Шестьник!.. Обакунец!
– Живой, видали его!
– Шестьник, ты где, Шестьник?!
– Ту-у-та!
– Окиш!
– Я.
– Исак!
– Здесь!
– Сесой!
– Убили Сесоя.
– Токарь!
– И его убили.
– Понарья!
– Здеся.
– Милошка!
– Я!
– Юрко!
– И Юрко с нами!
– Хоть эти-то живы… Илья!.. Тудор!.. Местята?.. Местята-а-а!
– Не кричи, убили Местяту нашего…
В полутьме звякало оружие, стонали раненые, тяжко ржали раненые кони… Внезапно пронеслась весть, что назади, в товарах, немцы.
– Где?! Где?! Куда?! – спрашивали друг друга, устремляясь назад, пешие ратники. В темноте кричали, из-за реки, из своих собственных товаров, бежали люди, вопили:
– Спасите!
Вторая немецкая «свинья» стояла в товарах, начинался грабеж.
Поднялось смятение. Грязные, перевязанные кровавым тряпьем люди кинулись нестройно к реке, ругаясь, на ходу подбирая оружие. Метались факелы, их пляшущий свет и отблески костров увеличивали сумятицу мечущихся теней.
– Куда-а-а! Куда-а-а! Сто-о-ой! – бился отчаянный крик.
Распихивая бегущих, прискакал на гнедом тяжелом коне Семьюн, за ним пьяный от усталости Елферий. Врезались в толпу:
– Сто-о-ой!
Кто-то ударил кулаком по морде Семьюнова коня.
– Ты немцев ко кресту водил?.. Твою мать!
Конь захрапел, попятясь.
– Куда-а-а! Сто-о-ой! Сто-о-ой! – срывая голос, кричал Елферий. Его наконец узнали. Толпа росла. Перебредшие реку нехотя возвращались назад.
– Разобьют! Толпой! Куда! Ночь! Смятемся, побьемся сами! Утра, света жди, на заре ударим!
Елферий вертел коня во все стороны, хрипло – уже сорвал голос повторял одно и то же. Толпа примолкла.
Надсадно дыша, подскакал старик Лазарь, стал рядом. Вдали шумели подбегавшие, хрустел и скрипел снег, тяжко дышали. Пламя костров плясало на бородатых, красных от огня лицах, на оружии.
– А ночью немцы товары разобьют! – спокойно и громко сказал кто-то в толпе. И казалось, все пропало от этих слов. Вновь дружно заревели от ярости стихшие было мужики. Неслышные в этом реве Семьюн, Елферий и Лазарь вертели коней, Лазарь врезался в толпу, размахивал руками, тряс бородой, бил себя в грудь, сорвал шелом, кинул под ноги коня – седые волосы разметались по плечам, – поднял обе руки вверх: