Жена советника с поклоном вошла в комнату, поставила на столик чайник и чашечки и, поклонившись, вышла. Номура налил чай себе и Курусу. Оба стали пить с громким прихлебыванием, послав к черту западный этикет.

Со стороны коридора доносилось гудение электрической бумагорезки. В ней перемалывались шифранты и дешифранты. Номура посмотрел на портрет императора над роялем, встал и поправил сзади фалды. Курусу снял пальто и тоже встал навытяжку. Оба посла одновременно отвесили поясной поклон изображению императора в парадном мундире и в каскетке с белым султаном.

Донахью посмотрел на часы.

— Сейчас без четверти два. По гавайскому времени — восемь пятнадцать утра.

Уайт с нетерпением ждал. Сержант-телефонист отнял трубку от уха и доложил:

— Готово. У аппарата капитан-лейтенант Шривер. Слышимость неважная.

Донахью взял трубку:

— Это вы, Шривер? Говорит Донахью. Слышите меня? Передаю трубку Уайту, он сходит с ума.

Уайт схватил трубку, взглянув с благодарностью на своего друга. Тот сделал для Уайта все — добился в конце концов разрешения у контр-адмирала Нойза использовать его личный телефон особого назначения.

— Энди, доброе утро! Это я, Уайт. Как дела насчет… Алло, алло!

Уайт подул в трубку, но ничего не было слышно. Затем раздался какой-то свист, потом треск, опять свист и наконец сквозь шум донесся голос Шривера:

— Алло, это Ник? Разговор прекращаю, у нас ад…

— Что?

— Ад, ад! Японские самолеты… минут десять тому назад начали. Все горит, все к черту!

Снова затрещало в трубке — все громче и громче. Уайт повернулся к Донахью и крикнул:

— Японцы бомбят Пёрл-Харбор! Недавно начали.

— Бомбят? — Донахью приоткрыл рот и поднес руку ко лбу. Потом потряс головой. — Н-не понимаю… Ведь был же сигнал… тот самый. Мы не могли спутать.

— Нет, спутали! — заорал Уайт.– Спутали!

— Надо сообщить, — пробормотал Донахью. — Идем.

Донахью побежал к Уилкинсону, а Уайт — в бюро. Дверь бюро была закрыта на ключ, все куда-то ушли. Вероятно, уже узнали обо всем и помчались в управление связи или в адъютантскую Хозяина.

Уайт направился в дешифровочный сектор. У лестницы его окликнул Донахью:

— Никки, мне приказано лететь на Гавайи. У Уолша гнойный аппендицит, его отвезли в госпиталь. Я сказал насчет тебя. Будешь допрашивать пленных японцев.

— А ты?

— У меня будет другое дело.

— Какое?

— После скажу.

— Когда летим?

— Через несколько часов. Приказано взять еще одного знающего японский. Кого возьмем?

— Пейджа.

— Великолепно. Разыщи его и лети ко мне.

Уайт протянул ему руку.

— Уолт, спасибо тебе за все, ты настоящий друг.

Донахью скорчил гримасу:

— Соберись поскорей.

Уже светало, когда они прилетели на аэродром в юго-западной части острова Оаху. Этот маленький учебный аэродром пострадал не так сильно, как другие. Их встретил Шривер. Он был без фуражки, в рубашке морского пехотинца и в брюках, изодранных и испачканных кровью и копотью. У остальных чинов флотской контрразведки был такой же вид.

— Ранены? — вскрикнул Донахью, спрыгнув с трапа на траву.

Шривер устало улыбнулся:

— Нет, помогал перетаскивать убитых и раненых.

— Арестовали того корейца?