, а его рука снова оказывалась там, как только мать отворачивалась…
София чувствовала, что больше не в силах слушать, но что-то не давало ей выключить магнитофон.
…и можно было бежать еще дальше и быстрее, но этого всегда оказывалось недостаточно для получения приза, который могли бы поставить на книжную полку рядом с фотографией мальчика, не захотевшего плыть после того, как посмотрел на вид…
Голос делался интенсивнее, выше, но сохранял прежнюю монотонность.
Диапазон и тембр менялись.
Вначале бас.
…а хотел только обниматься, но он уже нашел себе новую, которая могла сопровождать в отпуск…
Затем альт.
…и возиться с ним, раз ее возьмут с собой аж в Падьеланту…[60]
Меццо-сопрано, сопрано, тоньше и тоньше.
…и бродить по двадцать километров в день, и нюхать золотой корень – единственное, что казалось интересным, поскольку под ним было нечто не противное…
По-прежнему не открывая глаз, она пошарила по столу, нащупала магнитофон и спихнула его на пол. Тишина.
София открыла глаза и посмотрела в блокнот.
Три слова.
ПАДЬЕЛАНТА, ЗОЛОТОЙ КОРЕНЬ.
О чем же Виктория рассказывала?
О чувстве бесправия, когда тебя без всякого предупреждения выдергивают из привычной жизни?
О поисках защиты в неприкосновенности, когда ты недостижима?
София ощущала полную растерянность. Ей хотелось понять, но казалось, будто Виктория полностью растворяется. Куда бы Виктория ни посмотрела, она оказывалась лицом к лицу с самой собой, а пытаясь найти себя, она находила лишь незнакомого человека.
София закрыла блокнот и приготовилась идти домой. Посмотрела на часы – без двадцати десять, значит, она проспала почти пять часов.
Тогда понятно, почему у нее разболелась голова.
Гамла Эншеде
После встречи с Софией Цеттерлунд Жанетт было трудно сосредоточиться на работе. Встреча взволновала ее, но чем именно, она объяснить не могла. Ей хотелось снова увидеться с Софией. Да, она просто с нетерпением ждала пятницы.
Сворачивая с Нюнесвэген, она чуть не столкнулась с выехавшей слева маленькой красной спортивной машиной, которая, в соответствии с правилом помехи справа, обязана была ее пропустить. Сердито нажав на гудок, Жанетт увидела, что это Александра Ковальска.
Проклятая дура, подумала она, но радостно помахала рукой. Александра помахала в ответ и, извиняясь, покачала головой.
Припарковав машину у дома и войдя в дверь, она обнаружила, что Оке жарит на кухне фрикадельки и прямо светится от радости.
Жанетт села за накрытый стол.
– Представляешь? – сразу же начал он. – Заезжала Алекс и рассказала, что выставка в Копенгагене развешана и я уже продал две картины. Вот, смотри! – Он вытащил из кармана какую-то бумагу и бросил на стол. Жанетт увидела, что это чек на восемь тысяч шведских крон.
– Это только начало, – засмеялся он, помешивая в сковородке, а потом подошел к холодильнику и достал две бутылки пива.
Жанетт сидела молча и размышляла. Значит, вот как бывает, когда все меняется кардинальным образом. Утром она волновалась, хватит ли им денег до конца месяца, а сейчас, несколько часов спустя, она сидит с чеком на больше чем два месячных оклада.