Когда услыхала София наглую ложь этого гота, пришла в такое волнение, что стала рвать на себе одежды, вопя страшным голосом и причитая: «Что ты сделал с моей дочерью, негодяй! Где все твои клятвы и обещания? В какую пучину горя ты вверг меня! Знай, обманщик, что поручительства, которые ты мне дал, погубят твою лживую жизнь!» Повторяя все это, она вывела дочь свою и поставила перед ним, говоря ему: «Знал ли ты когда-нибудь эту девушку? Помнишь ли, где вы заперли ее? Это поручительства, которые ты давал, вернули ее мне. Достославные хранители-исповедники страны нашей спасли ее из (этого) ада. Они, святые мученики, над гробом которых ты простер свою руку и увел ее от меня, это они вызволили ее из склепа, в который вы замуровали ее живьем. Гурия, Шамуна и Хабиб, как стремительные кони в колеснице, домчали ее сюда, вырвав из ваших рук».
Когда гот услыхал все это и увидел девушку, он побледнел, как мертвец, и безмолвствовал, не в силах открыть рта, чтоб сказать хоть что-нибудь в ответ на эти упреки. Страх и ужас охватили его. И все, кто был там, окружили его, схватили и заперли в доме, тщательно охраняя его сообща.
И сделали запись (всех обстоятельств) дела, как (это) было, с начала и до конца: как он клятвами страшными клялся и обещания многочисленные давал, как запись о браке была составлена и он говорил, что ни жены, ни детей нет у него в своей стране, и как дал поручительства исповедникам-мученикам, простер свою руку и увел Евфимию от гроба, в котором покоились мощи святых Шамуны, Гурии и Хабиба. А потом они, эти святые, явились ей в склепе, когда воссиял вдруг свет яркий, великолепный. И исчезло зловоние, и легкий ветерок повеял вокруг, распространяя благоухание ароматов. И как они за одну ночь перенесли ее через это огромное расстояние.
Потом пошли, и сообщили епископу Евлогию, и дали ему прочесть эту запись. Когда прочитали ему, священнику, все, что было записано, он был удивлен и поражен наглостью этого человека, и пробудились у него интерес к этому делу и желание разобраться в нем. Он собрал весь клир и вместе с ризничим храма святых мучеников-исповедников отправился к достохвальному стратипату и сообщил ему об этой истории.
Когда прочитали стратипату все, что они записали, как это случилось, он и все, кто там находились вместе с ним, были изумлены тем, что сделал Бог посредством поручительства исповедников-мучеников, удивились тому, как дерзок был этот гот, не убоявшийся кары Господней.
Затем стратипат в великом негодовании и гневе приказал привести этого гота оттуда, где они заперли его, а также девицу Евфимию. И вот привели их, и поставили перед ним, перед достославным стратипатом и перед священником Божиим, Мар Евлогием, епископом этого города. Собрался весь город, и приказал он прочесть, что было записано в этой записи. И слушали гот и Евфимия. Потом спросили у гота: «Верно ли все это, что ты слышал сейчас и что было записано здесь о вас обоих?» – «Да, мой господин, – ответил нечестивец. Все это правда, и нет ни единого лживого слова».
Тогда стратипат удивился еще больше: «А если все это правда, как же ты не трепещешь от страха перед судом Божиим? И как посмел ты презреть законы победоносных римлян? И клятвы нарушить, и верность зароку, который ты дал святым исповедникам-мученикам, презреть? Как мог ты попрать свободу и в жестокое ярмо варварской власти впрячь ее?»