— Тимка, Тимка…

— Да нормально всё, — вяло отталкиваю его руку, и, продолжая любоваться птичками, продолжил: — Извини, пап. Зря я…

— Чего? — даже дёргать перестал, стоит, смотрит выпученными глазами.

— Извини, говорю, — протягиваю ему руку. Помогает подняться.

— Тимоха? — отец явно обалдел от такого. Так ему и надо, а то взял моду в ухо бить. — Может, бабку позвать? Компресс какой?

Вздыхаю:

— Если я тебе зуб выбью, машину купишь?

Батя задумался, почесал затылок и выдал:

— Вон что звездюлина святая с человеком делает. И чего это я раньше не додумался?

— Так что насчёт машины?

— Пройдёшь Испытание, я тебе «Крузера» подарю, — и ехидно усмехается. — А я уж испугался, что у тебя крыша поехала. Всё-таки меркантильный ты тип, Тимоха.

— А за зуб?

— А за зуб… А за зуб ничего.

— А я бабушке пожалуюсь, — но отец только усмехнулся. Ага, наивный: — И маме.

Вот тут он уже задумался. Если наши женщины объединятся, то всё, хана… Поэтому батя задумчиво покрутил головой, как бы осматриваясь, и поднял правую руку. На среднем пальце красовался перстень:

— Получишь вот это.

— Мать моя ведьма, — у меня даже дыхание спёрло.

— И бабка твоя, и прабабка, и прапрабабка, — усмехается, — и вообще везёт нам с тобой. Одни ведьмы кругом.

— Так это же хорошо, — счастливо улыбаюсь.

— Да не то слово.

— Пап, а можно наоборот: кольцо за Испытание, а машину за зуб?

— Да ты никак, малой, решил, что одолеть меня проще? Ну держись, пацанчик. Гонять я тебя буду, как сидорову козу.

Ну и чего мне на попе ровно не сиделось? А? Повыеживаться решил. Вот теперь получай полным хлебалом. Если бы бабка не залила меня зельями по самые уши ещё с утра, я бы от бессилия давно помер. А так ничего, держусь пока. Но до зуба далеко, хоть бы в пузо ткнуть. А то только мне прилетает. Хорошо, что я всё-таки больной, и батя меня жалеет.

Ах да. Про ошибку, о которой отец спрашивал. Всё я понял. Чего тут не понять-то? Всё как всегда. Батя намекает, что надо как можно больше заниматься. Мол, против него даже состояние Берсерка не помогает. И попадётся вот такой крутой мастер и даст мне по чайнику… И бла-бла-бла…

Тут всё же, наверное, надо немного объяснить. А то вы думаете, что я, как в скандинавских сагах, впадаю в ярость, начинаю грызть щит и брызгать пеной изо рта. Всё немного иначе. И будь передо мной не отец, а какой-нибудь плохой тип, пусть и того же уровня мастерства, а я — не слабым и больным, ещё неизвестно, кто и кому бы настучал.

В моменты опасности или когда злюсь, во мне просыпается не боевое безумие, а память предков — Витязей. То есть бой идёт на бессознательном уровне. В том числе, в этом случае, я могу применять и блокировать приёмы, которых никогда не видел. Так что сегодня у меня нет шансов. Ну не могу я папку воспринимать как врага. А может и тело просто подвело.

Что бы кто ни говорил, а с посохом я обращаться умею. Для волхва это первейшее оружие. А у нас в роду их, как минимум, поколений сорок было. Традиция, однако. Вот и мне годика эдак в три вручили первый мой посох. Понятное дело, тренировочный. И, пожалуй, это единственное оружие, которым я владею почти в совершенстве. Потом они с моим ростом регулярно менялись — росли вместе со мной. Не в прямом смысле конечно. Отец новые делал. Ведь его высота не должна превышать рост владельца более чем на несколько сантиметров. В данном случае я имею оружие длиной метр девяносто. Хорошая такая крепкая дубина, по толщине, примерно, как черенок от обычной штыковой лопаты. Таким если дашь кому плохому по кумполу, так он сразу хорошим становится. Недаром же говорят: хороший враг — мёртвый враг.