Поэтому я делаю вдох и вместе с выдохом говорю:
– Чтобы поговорить о Рамоне. Чтобы узнать его лучше. Мы с ним знакомы всего ничего по сравнению с тем, как давно знаешь его ты.
– С детства, – подтверждает Сиенна без тени улыбки. Из-за чего сложно сказать, шутит она дальше или нет: – Я решила стать его парой, когда мне было девять.
– Но ты вышла за Микаэля.
– Потому что он в сотню раз лучше.
– Рамона?
– Меня, – хмыкает Сиенна. – Мы с Рамоном должны были стать парой из-за нашей похожести. Оба поломанные строгим отцовским воспитанием, верящие, что вместе сможем стать счастливыми. Рамон готовился быть альфой, а мне прочили роль первой волчицы. За красоту и мозги.
Она невесело рассмеялась.
– То есть, мне можно вернуться в кресло? – совсем без сарказма не получается, но таких откровенных разговоров у меня еще не было. Чтобы без танцев с бубнами, без того, чтобы щадить чужие чувства. Только правда. Острая, колкая, жалящая. Но в ней есть свое очарование – нам не нужно притворяться другими. Мы такие, какие есть. – Долго стоять на этом сроке неудобно.
– Да садись уже, – взмахивает рукой Сиенна и сама опускается на диван. Продолжает она только когда я возвращаюсь на прежнее место: – Ты хочешь знать, каким был Рамон? Особенным. Для меня. Для Мика. Для всех. Гений, которому не было равных ни в чем. Ни в учебе, ни в спорте, ни в прочих победах. Да, хранящим целомудрие девственником он тоже никогда не был.
Вспоминая нашу встречу, я могу представить, что сексуальная жизнь Рамона была более чем насыщенной. Но и я к нему не девочкой попала, так что ерунда это все!
– Вы же хотели стать парой, – напоминаю я.
– Этого я хотела. Иногда мне кажется, что я ему навязалась.
Сиенна прикрывает глаза и откидывает голову на спинку дивана. Несчастной она не выглядит, а вот усталой – да.
Мне не хочется это признавать, но:
– Это не так.
Волчица вскидывает голову, снова распахивает глаза, и в них злость.
– Решила меня пожалеть?
– Нет. Я просто наблюдательная. Наши с Рамоном отношения складывались не сказать чтобы гладко…
– С Рамоном никогда не бывало гладко! – фыркает она. Ну она и взрывная!
– Мне показалось, что он сожалеет о том, что произошло. Винит себя и хотел бы, чтобы все произошло иначе.
– Сожалеет? Серьезно? Да я буду самой счастливой волчицей, зная, что он испытывал хотя бы десятую долю страданий, которые выпали мне!
Вот теперь мне становится искренне обидно за Рамона. Потому что я чувствовала, что испытывает мой истинный. Как он относится к нашей дочери. Уверена, малыша Сиенны он тоже любил.
– Послушай, но он тоже страдал из-за ребенка. Это был его ребенок. И в отличие от тебя, ему больше нельзя было иметь детей.
– Что-то это его не остановило.
В ней когда-нибудь закончится яд? Или это бесконечный запас?
– Это случайность. Тем не менее Рамон взял ответственность за дочь. Он ее любит.
– А тебя он любил? – неожиданно спрашивает Сиенна, подперев подбородок кулаком. – Мы все про детей говорим, но не про тебя.
– Да, – отвечаю, не задумываясь и глядя ей в глаза. – Рамон не говорил мне этих слов, но говорил другие. И речь не только про слова: он много всего для меня сделал. Из-за меня он пошел против собственных правил.