Барро покровительственно кивнул.

— Ничего, дерзайте. Такое правило действительно есть, но проистекает из тех времен, когда всех моллюсков собирали на отмелях, и ни о каких устричных фермах никто и слыхом не слыхивал. Соответственно, их очень быстро подчистую съедали. Поэтому и придумали это правило. Чтобы дать устрицам в летние, наиболее, так сказать, благоприятные месяцы хоть немного подрасти. А сегодня можно этим пренебречь. Тем более, если вы не собираетесь вернуться в Париж в этом сентябре.

— Да нет, вряд ли. То есть я бы, наверное, был очень не против, но дела, знаете ли…

— А чем вы занимаетесь, если не секрет?

— Да нет, не секрет. Я учитель.

— Учитель?

— Да, школьный учитель.

— В обыкновенной школе?

— Ну… не совсем. В валаамской.

— Простите?

— У нас на севере есть такое озеро. На нем еще стоит знаменитый православный монастырь. И при нем школа. Для особо одаренных детей. То есть сейчас уже такие школы есть не только на Валааме. Сейчас у нас целая сеть — больше сорока школ. Они все так и называются — валаамские школы. Но я работаю в той, с которой эта сеть начиналась.

— Для особо одаренных, говорите, — задумчиво повторил Барро. Пожалуй, с этим неучтенным не стоило торопиться. Похоже, все гораздо интереснее, чем он предполагал. Школа для особо одаренных… Лучшего прикрытия для целой организации нелегальных мутантов не придумаешь. Причем отбирать их можно уже с детского возраста. И формировать так, как тебе нужно. Да-а-а… этим жадным дядям из ООН и Комитета по контролю придется изрядно раскошелиться. Барро довольно улыбнулся и повернулся к своему собеседнику. — Как интересно! Расскажите мне о вашей школе…

— Давно ждете? — поинтересовался Барро, присаживаясь за столик. Несмотря на обеденный час, в этом кафе было малолюдно.

— Да нет. — Русский уже сворачивал газету. — Минут пять, не более. А кафе действительно уютное. Спасибо.

— Ну а после того, как вы попробуете здешние виноградные улитки, вы будете благодарны мне до конца своих дней, — пообещал Барро.

— Ни минуты не сомневаюсь, — с самым серьезным видом произнес русский. После чего они оба рассмеялись.

Затем Барро полез в карман и достал небольшой голоснимок.

— Вот, как и обещал. Моя внучка — Роза-Эмилия де Леон Барро.

Русский взял фотографию, скачанную вчера Барро из Интернета, с которой глядела симпатичная девочка лет четырех с небольшим («Буду я еще уроду показывать свою настоящую внучку»), и принялся ее рассматривать.

— Славная девчушка. Мы начинаем работать с детьми как раз именно с такого возраста. — Русский снова вгляделся в фото и задумчиво произнес: — Странно, она очень мало на вас похожа.

— Да, вся в невестку, — вздохнул Барро. — Ну ничего, надеюсь, внук за меня отомстит. А, вот и улитки…

Когда официант расставил на столике вазочку с маслом, маленькие булочки, два бокала вина и две сковородки, в маленьких выемках которых доходили до кондиции виноградные улитки, Барро наклонился, втянул носом воздух и блаженно улыбнулся.

— А знаете, — заявил он, вооружаясь щипчиками и маленькой двузубой вилочкой, — у меня есть одна гастрономическая теория.