– Все сам знаю, – проворчал Димка, спешно набирая номер на телефоне. – Да топай, Матюха, в гору. Обед ждет. В горочку, горочку, давай, времени нет!

Матвей усмехнулся и пошел к хутору, слушая, как Поляна, шагая следом, быстро объясняет все матери. Димка, когда нервничал, становился на редкость заведенным и на месте стоять не мог. А вот сам Ситников привык все продумывать, прежде чем действовать. Они были не похожи – и при этом великолепно уравновешивали друг друга.

После обеда Матвей подошел на кухню к Дорофее Ивановне (капитана Дробжек и полковника Стрелковского уже за столом не было) и попросил банку молока. Хозяйка окинула его подозрительным взглядом, но трехлитровую холодную банку выдала, и сверху еще добавила два каравая. Видимо, решила, что стандартным обедом Матвей не наедается.

Димке удалось раздобыть свечи – отец Олег был в часовне один и совершенно удовлетворился объяснением, что огарки нужны как накопители для тренировки переходов.

Никто не задержал двух конспираторов, командирам было доложено, что они идут прогуляться в деревню; туда, сменив военную форму на гражданскую, друзья и направились – до трех часов оставалось еще сорок минут. Вокруг шелестели пышной листвой и сережками березки, Матвей нес неудобную скользкую банку, Димка грыз горбушку каравая, и добрались они быстро. Прошли по главной улице Березовой, здороваясь с любопытными жителями: среди местных давно запустили легенду, что все мужчины с хутора Дорофеи – ее внуки и правнуки, и, похоже, старушку-ликвидаторшу тут считали хорошо погулявшей в юности и наплодившей десятка два детей.

Небольшой храм, стоявший поодаль, за яблоневым садом, был открыт, но служительницы внутри не оказалось. Видимо, тоже ушла на обед.

Озеро плескало метрах в тридцати от здания, и стихия Синей была здесь мощнее, прочнее, усиливая и землю, и воздух. Друзья зашли за храм, чтобы не привлекать внимания Зеркалом, расставили свечи на песке по широкому кругу, в центр которого встал Матвей. Он имел больше опыта в дальних переходах, но опорным все-таки решили делать именно его – Димка лучше знал и Менск, и своих родителей и легче мог настроиться на них, чтобы перейти.

– Мам, – сказал Поляна в трубку, – готовы? Все, я иду.

Он кивнул Матвею, засовывая телефон в карман, встал рядом с ним в круг свечей – и они зашевелили пальцами, как почти год назад в кабинете Свидерского во время сдачи зачета.

Целая жизнь прошла с той поры. Они стали сильнее, собраннее, опытней. И Зеркало на этот раз выстроилось ровное, большое, без волн и дрожи, и стал в нем проявляться двор родителей Поляны, силуэты людей…

– Три, два, один… держи! – Дмитро перекинул почти все нити плетения на Матвея, оставив две проводные, – и тут же шагнул в Зеркало, и сразу же, ступив на землю по ту сторону, сплел стабилизирующее, укрепив выход. И только после этого оглянулся.

Родители и ближайшие соседи с детьми, которых Димка знал с детства и учился с ними в одной школе, стояли совсем рядом. А двор и окрестности были полны людей, которые держали огромные баулы, связки с кастрюлями, вещами, чемоданы. Кто-то приехал на мотоцикле, кто-то качал ребенка в коляске. Какие пятнадцать человек? Сотни полторы как минимум. И все эти десятки людей, загудев, закричав радостно, качнулись к Зеркалу, стоило тому перестать дрожать.