Наконец, мне надоело ждать, пока они перестанут ходить вокруг да около, выписывая словесные пируэты. Поэтому я просто встал и, мысленно послав всех подальше, задал интересующий меня вопрос, что называется, в лоб. На что господин Дроуди окатил меня поистине ледяным взглядом и, не меняя тона, скупо заметил:
– Мне кажется, вы превышаете свои полномочия, господа. Моя личная жизнь никого, кроме меня, не касается.
– До вашей личной жизни нам нет никакого дела, – заверил его я, проигнорировав предостерегающий знак от Йена. – Но вчера в вашем доме была убита женщина…
Йен беззвучно ругнулся.
– Убита?! – впервые дрогнула маска господина Дроуди, и на мгновение из-под нее проступило нечто, напоминающее боль.
– Небезразличная вам женщина, – с нажимом добавил я, дерзко глядя ему в глаза. – И наша задача – как можно быстрее установить, почему это произошло.
На лбу хозяина дома пролегла глубокая морщинка.
– Прошу прощения, господин Норриди… – он устало потер переносицу. – Я не совсем понял вашего коллегу… вы что, полагаете, что Элизабет была убита?!
Йен кинул на меня испепеляющий взгляд и осторожно ответил:
– Мы ещё не уверены. Но вероятность этого события очень велика.
– Я должен знать точно! – неожиданно вышел из себя господин Дроуди, резко поднявшись из-за стола и уперев в него горящий диковатыми огнями взор. – Вы обязаны рассказать мне все!
И вот тогда я, наконец, смог увидеть, какой он на самом деле. Не сдержанный и хладнокровный, как мгновение назад… о, нет… сейчас в его глазах бушевал такой пожар, что о него можно было обжечься. Неистовый, взрывной, просто ураган эмоций. Но при этом КАК он ее называл по имени… с какой теплотой, тревогой и, одновременно, нежностью…
– Нам очень нужно осмотреть комнату, где жила Элизабет, – быстро сказал я, снова встряв без разрешения. – Мы понимаем, что вам сейчас очень тяжело, но это может помочь в расследовании.
– Да что вы понимаете… – горько усмехнулся господин Дроуди, остыв так же быстро, как и вспыхнул. А потом покачал головой и, прикрыв веки, так же горько добавил: – Хотя сейчас это не имеет значения: ее ведь больше нет. Так какая теперь разница, что скажут обо мне люди?
– Господин Дроуди…
– Идемте, – хозяин дома, словно что-то для себя решив, быстро направился к выходу. – Я покажу вам комнату. И расскажу все, что вас интересует. Но взамен я хочу знать, что стало известно о ее смерти. И почему вы считаете, что она была… неправильной. Мы понимаем друг друга, господа?
«Ну спасибо тебе, Арт!» – мелькнуло злое в глазах Йена. Хотя вслух он ответил совсем иное. Я же сделал каменное лицо и, мудро не став давать никаких обещаний, вышел из кабинета.
Ее настоящая комната оказалась такой же небольшой, как та, что мы видели в саду, но намного более уютной. И располагалась здесь же, на этаже, совсем недалеко от библиотеки, поскольку, как обмолвился по дороге господин Дроуди, его мнимая экономка всегда была неравнодушна к книгам.
– Ей было девятнадцать, когда я впервые ее увидел, – задумчиво обронил он, открывая перед нами дверь. – Шел сильный дождь. Было ветрено. Она сидела возле одного из причалов, прижимая к груди полупустую котомку, и горько плакала, а я в это время пробегал мимо, стремясь как можно быстрее добраться до навеса. Наверное, я бы не остановился – у меня было много забот, потому что отец считал, что чем раньше передаст мне дело, тем больше я успею в него вложить… но, когда мы поравнялись, ветер вырвал из ее рук платок и швырнул мне прямо в лицо.