16 июля. Утром привел себя в порядок — и к мистеру Картерету; прогуливались с ним час-другой по галерее: дома более просторного и красивого мне прежде видеть не приходилось. Наставлял его постоянно держать невесту за руку и пообещал, что изыщу способ оставить их наедине, после чего ему надобно будет сказать ей то-то и то-то, а также не забыть выразить благодарность лорду Крю и леди Райт, за что он меня поблагодарил, признав, что без моего наставления ни за что бы не справился. Между тем спустились лорд Крю, леди Райт, а также сама невеста, и, сев в кареты, мы отправились за 4 мили в церковь, где прослушали прекрасную проповедь, а следом — покаянное признание одного из прихожан, осужденного Церковью за грехи. После чего — в обратный путь; ни в церкви, ни по дороге мистер Картерет ни разу не осмелился взять невесту за руку, на что по возвращении домой я не преминул ему указать, и он пообещал, что исправится. Засим — обедать. Беседовал, прогуливаясь по галерее, с милордом, после чего леди Райт и я, а следом и лорд Крю, словно бы невзначай, вышли, оставив молодых наедине; последовала нашему примеру и прелестная малютка, дочь леди Райт, которая покинула столовую, будто по наитию прикрыв за собой дверь, чем вызвала всеобщий смех стоявших за дверью. Вместе молодые пробыли около часу, и, когда пришло время вновь ехать в церковь, жених вывел ее из дома за руку и усадил в карету. В церкви, где простояли всю вторую половину дня, — несколько весьма миловидных дам, однако слишком уж душно. По возвращении гуляли в саду, где, во второй раз, оставили молодых наедине; во время прогулки леди Райт, к моему огорчению, заметила, что доктор Скотт должен до свадьбы что-то сделать с шеей леди Джем, ввиду чего за ним следует послать, а также надлежит пошить ей новые наряды, о чем я непременно позабочусь. Отвели мистера Картерета в его комнату и, вновь помолившись, — спать.

17 июля. Утром леди Райт, мистер Картерет, я и все прочие играли в бильярд, после чего вновь оставили молодых наедине. <…> Перед нашим отъездом отвел леди Джем в сторону и спросил, нравится ли ей этот джентльмен и не испытывает ли она с ним затруднений. Она покраснела и отвернулась, однако затем, помолчав, ответила, что готова подчиниться родительской воле. Больше ей сказать — а мне от нее ожидать — было нечего. На обратном пути мистер Картерет горячо благодарил меня за заботу и старания и сказал, что совершенно счастлив, хотя, по правде говоря, леди Джем вела себя чопорно и ничего ни себе, ни ему не позволила, отвечая на его вопросы со всей серьезностью, что следовало из его рассказа и на что я не мог не обратить внимания. <…>

24 июля. Между шестью и семью утра — в Дептфорд к сэру Дж. Картерету, откуда на переправу, после чего, со всей торжественностью, в карете, запряженной шестеркой лошадей, — в Дейгенхемз. По приезде всех нас — и сэра Дж. Картерета с женой, и их маленькую дочь Луизонну, и меня — прекрасно приняли и развлекали как могли; весь день провели лучше некуда, и я радовался от души нашей миссии, благородному обществу и пышному застолью. Мистер Картерет, однако, по-прежнему так же робок, как и в первый день. Вечером, около семи, — вновь в карету и в обратный путь. Сэр Дж. Картерет и тогда и теперь в превосходном настроении; оттого, что дело сладилось, он весел, разговорчив, ребячлив — в жизни не видел его таким! Правда, в какую-то минуту он с самым серьезным видом обмолвился, что, знай он, что его сын такой же распутник и пьяница, как очень многие при дворе, он бы ни за что не стал этого скрывать и во всеуслышание заявил, что он леди Джем — не пара.