– Супруга обычно пирог с капустой печёт, – сказал он Маргарете. – А мать раньше окорок запекала. Они обычно поросёнка держали…

Княжна Оленька перевела, и Маргарета, не ведая, какую бурю чувств вызвал простой вопрос, обрадовалась сходству традиций. Потом повела Цыбулю в следующую комнату:

– А вот это – свадебный стол конца прошлого века. Здесь выставлен тот самый сервиз, которым пользовались на свадьбе дедушки и бабушки Йона.

Василий Никифорович бывал во многих музеях – поездил, слава Богу, по белому свету и с делегациями, и один, как вот теперь. И давно уяснил, чем отличается, к примеру, Виндзорский замок в Англии от нашего Эрмитажа. Эрмитаж стал бывшей царской резиденцией уже так давно, что всякий жилой дух из него начисто испарился. А в Виндзорском замке – живут. И это чувствуется. Каким органом – неведомо, но чувствуется безошибочно и мгновенно.

Точно такое же ощущение было у Цыбули и здесь. Дом был ЖИВОЙ. Да ещё учесть явный талант Маргареты: она не просто расстелила скатерти и выставила посуду, наполнив её хорошо сделанными муляжами еды. Казалось, от каждого из столов только что отошли люди – подышать свежим воздухом, потанцевать, поболтать, – и вот-вот вернутся, чтобы продолжить прерванный пир, войдут в двери одетые в старинные платья, ещё не успевшие стать ветхими историческими реликвиями. Впорхнёт под руку с мужественным женихом юная и прекрасная наездница – бабушка Шёштин…

«Когда Заказа-то выручать будем?..» – прозвучало над ухом у Цыбули так отчётливо, что Василий Никифорович вздрогнул.

– Этот сервиз, – продолжала Маргарета, – извлекали и на нашу с Йоном свадьбу, а когда женился наш сын Бьёрн, мы брали его уже отсюда, из музея. В следующий раз, надо думать, он понадобится нашим внукам. У вас есть внуки, Василий?.. Правда, как ужасно быстро они вырастают?.. Кажется, только что был малышом, не успеешь оглянуться, а он уже взрослый… Вы же знаете, какая сейчас молодёжь? Никто не женится, не хотят ответственности. Но мы своих, кажется, правильно воспитали…

Назавтра вновь был тёплый и тихий, прогретый осенним солнышком день – истинное бабье лето, – и Василий Никифорович, плюнув на официоз, наконец-то вытащил из чемодана джинсы. Те самые, местами вытертые добела, против которых так энергично возражала заботливая Марьяна Валерьевна.

Когда фон Шёльдебранды устроили в старом доме музей, семья перебралась в уютное жильё, возведённое к тому времени на другом конце острова, за крутым гранитным холмом. Гранит в этой части Швеции вообще прёт из-под тонкого слоя почвы повсюду, в какую сторону ни посмотри; стокгольмское метро почти полностью вырублено в скале, да и улицы с пригородными шоссе местами вспарывают каменные лбы, встреченные на пути. Фон Шёльдебранды предпочли не кромсать, а найти с природой гармонию. В результате бордово-красный дом, увенчанный неизбежной спутниковой тарелкой, идеально уместился на неровном склоне холма. С подъездной дорожки дом казался одноэтажным. При ближайшем рассмотрении обнаруживалось, что уровней в нём аж целых четыре. Это не считая подвала и чердака.