В течение двух следующих дней Милодара не допускали до Коры. Лицо из Эпидавра проигрывало в Монте-Карло, а Милодар подключил большой компьютер, который производил поиски Дороти не только в Польше, но и в других странах. Ему удалось узнать, что через год после смерти Алекса Дороти оставила детей своей свекрови, оставила ей свое богатое имение, разоренное, правда, во время наступления русских войск, и исчезла. Дальнейшая линия наследственности, которая и привела к появлению на свет Коры Орват от Тадеуша и Зоси Фредро, обрывается. Что же стало с Дороти, так никто и не узнал.

Но на третий день, когда Кора окончательно пришла в себя, она сама позвонила Милодару и сообщила, что улетает на родину предков. Она постарается отыскать следы Дороти далеко от Польши… И если Милодар хочет, он может сопровождать свою сотрудницу.

— Куда? — спросил Милодар.

— Мною движут сентиментальные соображения, — ответила Кора. — Я видела Лиджи глазами Дороти, но далеко не всегда мне это удавалось. Я хотела бы посмотреть на место сражения мятежников с Эпидавра…

— Ты никуда не полетишь без меня! — заявил комиссар. — А я как раз туда собирался.

— Зачем?

— Искать Дороти.

— Значит, вы тоже подумали, что она может оказаться в Лигоне?

— Не полагай себя умнее прочих, — рассердился комиссар. — Я тоже умею рассуждать. Мы знаем, что Дороти исчезла. Исчезнуть ей некуда. Хотя одно такое место есть. Место, где находятся ее мать, ее дядя и брат. Это Лигон. Представь себе, Дороти находится в жуткой депрессии. Она потеряла мужа. Она хочет вернуться на родину, потому что в Польше ей больше делать нечего. Она говорит своей свекрови, что уезжает к маме. А что ей отвечает свекровь? Правильно, свекровь говорит: «Но не вздумай взять детей! Я тебе их не отдам!» Что может сделать Дороти? Она говорит тогда своей нелюбимой свекрови или своим знатным польским родственникам, что съездит к маме и вернется… И уезжает.

— И почему она не вернулась? — спросила Кора.

— Это мы узнаем с тобой через час, — сказал комиссар. — Я назначаю тебе встречу через час в центре города Рангун, у пагоды Суле.

— У пагоды Шведагон, — поправила его Кора.

— Шведагон не в центре, — не сдался комиссар, и на этот раз он оказался прав.

Из Рангуна, жаркого, душного, влажного, где комиссар и Кора съели мороженого в кафе у памятника маленькой бирманской женщине Аун Сан Су Чжи, отважно боровшейся сто лет назад за свободу и демократию в Бирме, они вылетели на такси в Лигонскую республику. Вскоре долина, разделенная на квадраты рисовых полей, начала подниматься, холмиться, дальше пошли леса, и за несколькими перевалами они опустились к широкой горной долине у городка Лиджи, милого курорта с целебными источниками.

— Узнаешь? — спросил комиссар.

— Нет, — честно призналась Кора, — я слишком давно здесь была. Даже горы стали другими.

Конечно, горы другими не стали, но город был современным и похожим на подобные курорты в Южной Европе, на Гавайях и в Грузии.

Поднятый по тревоге еще из Москвы сотрудник Краеведческого музея в Лиджи Маун Нурия, далекий отпрыск правящей династии лигонских королей, встречал их на центральной площади, куда опустилось такси. Он был молод, робок, но преисполнен гордыни, как все лигонские княжата.