— Как ты себя чувствуешь? Здоровье не подведет?

Рэмзи было приятно, что Пенелопа заботится о нем. Но все же он чувствовал некоторое излишество в этом ее чересчур пристальном внимании.

— Не подведет, не пугайся.

Он нахмурился, покосившись на нее неодобрительно. И Пенни усмехнулась, поднимаясь со своего места и подходя к противоположной стене салона. О'Киф подумал, что она хорошо держится. Даже в минуты волнения или недовольства ей свойственна какая-то особая врожденная пластика и грациозность движений.

Вот и теперь легким изящным жестом она сняла со стены длинную продолговатую коробочку, похожую на ту, с которой она разговаривала в автомобиле, и нажала на несколько белых кнопок. «Телефон», — вспомнил Рэмзи. И невольно залюбовался красотой ее четко очерченных губ. Изящно изогнутые, алые, как заря, они, казалось, просили долгого нежного поцелуя, как рассветное солнце просит ласки набегающих волн. И так же как и солнце, часто сияла на этих губах светлая добрая улыбка. И все же прикоснуться к ним казалось Рэмзи почти невозможным.

Эту женщину словно окружал незримый подводный риф, воздвигнутый ею из независимости и силы ее характера. И если созерцание доставляло удовольствие, то приближаться к ней было явно небезопасно. И ему, старому опытному моряку, еще в детстве изведавшему соленый привкус морских ураганов, было это заметно как никому другому. «Неудивительно, — подумал он, — что ее не сопровождает ни компаньонка, ни свита. Эти кошачьи глаза изряднее любой пики удержат любого на расстоянии. Они порой сверкают холодом толе декой стали».

Многих женщин, улыбавшихся очаровательной соблазняющей улыбкой сирен, знал в прошлом Рэмзи. Но не слишком спешил навстречу обольстительному танцу их тел. Чувствуя таящийся за их очарованием подвох. Может быть, потому и бросился с борта «Морской ведьмы» к волшебному туману времени, что отчаялся найти в своем столетии близкую ему душу. И теперь тоже не торопился обольщаться первой попавшейся на глаза красоткой, лишь бы заполнить томящую пустоту сердца.

Внимательно изучал он фигуру и лицо стоящей перед ним Пенелопы. Ее неизменное спокойствие вызывало уважение. Одухотворенная красота лица наводила на мысль, что он вряд ли встретил бы подобную женщину в своем веке. Ведь она в полной мере одарена и твердым умом, и крепкой волей, и особым, редким у женщин прошлого, стремлением к самостоятельности. То есть всем тем, что так ему нравилось в Тесс.

Но впрочем, ее независимость могла быть следствием не ума, а всего лишь капризной вздорности характера. И не только ли ее умение лихо управляться с людьми и машинами привлекло его к ней? В этом стоило разобраться. К тому же Рэмзи не мог с уверенностью поручиться, что не ее соблазнительная манера одеваться повлияла прежде всего на его симпатию к ней. А это было бы весьма сомнительным критерием оценки ее душевных качеств.

И все же Пенелопа показала себя очень спокойной и выдержанной женщиной в тот момент, когда он в темноте зажал ей рот ладонью. И вообще всем своим видом она как бы говорила: «Не тронь меня». Потому так или иначе требовала осторожного и внимательного подхода. А значит, не стоило ускорять события. Тем более что Рэмзи был в явном недоумении относительно того, чем можно соблазнить Пенелопу Гамильтон. Потерпев уже несколько неудач, он предпочитал наблюдать и помалкивать, а не лезть напролом, рискуя нарваться на неприятности.