— А вон та красавица, кажется, влюблена в тебя.

О'Киф приблизился к очарованной им девушке и галантно поцеловал руку. Та тихо вздохнула и вдруг, взвизгнув, запрыгала от восторга. Рэмзи испуганно отшатнулся, а Пенелопа, засмеявшись, взяла его за руку и быстро повела к машине. Оказавшись на сиденье, она сбросила жавшие ей туфли и лукаво покосилась на качавшего головой О'Кифа:

— Ты поступил очень мило.

— Не сошла ли она с ума от радости?

— А хоть бы и так, — засмеялась Пенни. — Надеюсь, вечер будет чуть спокойнее дня.

Он помахал рукой обступившей автомобиль толпе и вновь повернулся к Пенелопе, с восхищением глядя на ее обтянутую чулком ногу, пока она поправляла сбившийся мысок. Еще раз окинув критическим взглядом ее темно-зеленое с бусинками платье, Рэмзи подумал, что оно чересчур экстравагантно и откровенно. И хотя Пенни объяснила ему, что это специальное платье для коктейля и в двадцатом веке принято носить такие наряды, Рэмзи все же остался при своем особом мнении, решив тем не менее воздержаться от комментариев, видя, как она волнуется перед премьерой.

— Я в восторге от твоего таланта, — сказал О'Киф, склоняясь над ней.

— Тебе понравился фильм? — спросила она, прижимаясь к нему, обрадованная его похвалой.

— Да, — ответил он, ласково гладя ее по ноге. — Все получилось очень удачно.

— Но я видела, что тебе было не по себе во время любовной сцены.

— Пожалуй, — согласился он. — Я чувствовал себя человеком, подглядывающим в замочную скважину.

— Но это необходимо по сюжету.

Пенни успокаивающе погладила его по руке, думая о том, что он восхитительно смотрится в черном смокинге. Ей хотелось сейчас же, сняв с него это роскошное одеяние, предаться любви, но незатененные окна препятствовали осуществлению этого желания.

— Даже если это так, — тихо проговорил Рэмзи, — я все равно не хочу видеть тебя в руках другого мужчины, хотя бы и актера.

Ей нравилась его ревность, она говорила об истинности чувств. Пенелопа понимала, что сейчас творится в его душе.

Хотя сцены, показанные в фильме, были скорее чувственными, чем эротическими, она знала, что они показались бы чересчур откровенными любому мужчине восемнадцатого столетия.

— Я больше не буду делать то, что тебе неприятно, — виновато сказала она, заглядывая ему в глаза.

— Но ведь это твоя работа, — нерешительно произнес он, прижимая ее к своей груди.

— Придется от нее отказаться.

— Почему?

— Потому что у меня скоро вырастет слишком большой живот, чтобы играть в такие резвые игры.

— Что? — радостно выдохнул Рэмзи, еще сильнее сжимая ее в объятиях. — Повтори то, что ты сказала.

— Я беременна.

Он почувствовал, как сердце взволнованно затрепетало в его груди, а у нее на глазах выступили слезы.

— О, моя любимая! — пробормотал он, нежно и признательно целуя ее и ласково покачивая в своих руках.

— Твоя чуткость никогда не перестанет удивлять меня, — сказала она, обвивая руками его шею.

— А меня — твоя, — откликнулся он, лаская рукой ее щеку. — Ведь я люблю тебя.

— И я благодарна Богу за это. — Пенни тихо заплакала, пряча лицо у него на груди.

Автомобиль тронулся с места, скрывая их от глаз любопытной публики.