Выговский развел руками. Криво усмехнулся.

– Слова твои, пан отец, внимания достойны. Но имей в виду – наша беседа должна остаться в тайне и разглашена быть не может. А больше тебе ничего не отвечу. Дай время.

Лентовский согласно кивнул головой.

– Не тороплю. Но обеспокою тебя одной просьбой, пан Выговский: пани Елене передай от ее дяди вот эту безделушку. Тут медальон золотой, наследственный. – Положил на стол перед Выговским небольшую бархатную коробочку, открыл. Тускло блеснуло золото перед глазами. Лентовский задумчиво добавил:

– Верная католичка пани Елена...

– Православный патриарх благословил ее брак с гетманом, – сказал Выговский и впервые хохотнул тихо и насмешливо.

– Простит ей папа и этот грех, – загадочно и двусмысленно ответил Лентовский.

Выговский вздрогнул от удивления. Догадка молнией сверкнула и приковала к креслу. Так вот что! Едва сдержался, чтобы не спросить. Но Лентовский уже заговорил о другом:

– Пора мне, пан писарь. Прими благословение мое. Будет случай, сам с тобой встречусь, а не то придут от меня верные люди, знак тебе подадут...

«Заговорил со мной как с сообщником», – с досадой подумал Выговский.

– ...Вот этот перстень, – ксендз протянул длинный сухой палец с надетым на него золотым перстнем; на черном аметисте посреди перстня сияло серебряное распятье. Снял перстень, показал внутри его латинскую надпись:

«Ferri ignique» – «Огнем и мечом». – Вот это и будет знак, что человек доверенный.

Склонил голову, закрыл глаза.

...И пошел из горницы к выходу, словно ничего не было. Выговский так и остался недвижим. Держал в руке коробочку, оставленную Лентовским, и если бы не она, можно было бы подумать, что все это дурной сон. Уже чудилось страшное и непоправимое. Гневный взгляд Богдана, едкие вопросы Капусты, злые и безжалостные слова Богуна. Мелькнула мысль: «Хорошо, что чума забрала в ад Кривоноса; одним меньше будет...»

«Будет? Когда? Если они дознаются...» – мороз пробежал по спине. Но это невозможно! В конце концов, он и раньше сам с собой подолгу беседовал о том, что сказал ксендз. Только надо держаться сторожко, не забываться ни на миг. Сейчас надо итти вместе с гетманом и не вызывать никаких подозрений. Кто знает, сколько продлится это «сейчас», если фортуна и дальше будет баловать Хмельницкого? Что ж, и тогда он, Выговский, не упустит своего... Но ксендз прав, их всех рано или поздно раздавят. И мысленно уже отделил себя от всей старшины: «Что мне с ними?» Да, да, главное теперь – осторожность. В конце концов, он так ничего и не сказал ксендзу. А из того, что рассказал Лентовский, выходило – его в Варшаве знают. Следует выждать и присмотреться. Там, в Варшаве, не дремлют.

Генеральный писарь даже присвистнул, вспомнив про Елену. Теперь не было сомнения – она связана с иезуитами. Ксендз сказал: «Папа простит ей».

Дорого дал бы Капуста, если бы отнести ему этот медальон... Достал его из футляра, потянул за цепочку. Сердце со стрелой. Повертел в руках, ковырнул ногтем сбоку. Медальон не открывался. «Чорт с ним, – решил про себя. – Еще успею». И спрятал в карман.