Дондокс не то чтобы удивился, он оторопел, моргнул, потер глаза, слезившиеся от напряжения, смахнул со лба пот, выступивший от волнения и физической нагрузки. Попробуй-ка, наколдуй заклинание высшего разряда! Не так пропотеешь! И снова раскрыл глаза, чтобы убедиться… Звереныш сидел так же, как и все, опустив голову, прикрыв глаза, будто и не было недавно острого, звериного взгляда существа, выслеживающего свою добычу.

В голове зашумело, мерзкая жидкость была сродни вину, как понял Адрус.

Он однажды пробовал вино – кто-то из ребят принес на посиделки медовуху, стащив ее у отца, и Адрус, чтобы не отставать от остальных, выпил приличную дозу. Он навсегда запомнил отвратительное ощущение, когда ноги не идут, весь мир крутится, а твой желудок живет самостоятельной жизнью, извергая наружу все, что ты ел сегодня, и даже вчера вечером – до зелени, чуть не до крови, выворачиваясь наизнанку. После того случая Адрус сделал вывод: пить вино – это не для него.

Как ни странно, отец и мать восприняли его «опыт» довольно легко, посмеялись, уложили спать, и только утром мать укоризненно покачала головой и тихо сказала: «Больше так не делай, сынок. Плохо это. Пьяниц никто не уважает, и они всегда плохо заканчивают». И все.

С тех пор Адрус не пил. Никогда. Даже если уговаривали, смеялись, подначивали. До нынешнего дня не пил.

Опьянение нарастало, оно было странным – тяжелое, лишающее движения, парализующее. Отнялись руки, ноги, даже глаза отказывались подчиняться, сами собой закатываясь под веки.

Потом пошло колдовство. Слова впивались в мозг, как злобные крысы, визжали, кусали его, рвали на куски, вбивая одну-единственную мысль: «Подчинись! Ты теперь наш! Теперь ты навсегда наш! Только наш! Ты должен делать то, что мы тебе скажем, только то, что мы тебе скажем, даже если тебе от этого будет плохо! Ты наш! Ты наш! Ты наш!»

И вдруг слова обернулись волками.

Адрус побежал по длинной, уже знакомой темной пещере, туда, где виднелось белое пятно выхода. Бежать было трудно – теперь он был тяжелым, неповоротливым, будто сделанным из дерева. Позади пыхтели и визжали волки-слова, пытаясь поймать и вцепиться, тогда Щенок наддавал еще сильнее, и, когда он выскочил в кухню, «волки» отстали от него шагов на двадцать.

Отец и мать стояли наготове. У отца в руках был меч, у матери – знакомый плотницкий топор, которым она едва не отрубила ногу врагу.

Волков было много, десятки – мерцающие, почему-то голубые, они с разгону наскочили на людей и тут же покатились по полу, разрубленные на части. Родители бились так умело, так ловко, что Адрус залюбовался! Он хотел бы быть таким же сильным, ловким, умелым, как они! Но больше всего он хотел быть с ними…

Со стаей было покончено за считаные секунды. Разрубленные тела волков медленно, как клубы дыма, растворились в воздухе, и родители опустили оружие, с улыбкой глядя на сына.

– Привет, сынок! – улыбнулась мама, обняла Адруса и взъерошила ему волосы. – Молодец, хорошо бегаешь!

– И биться будет хорошо! – улыбнулся отец. – Говорил тебе, нужно его научить воинским искусствам! А ты все не хотела! Пригодилось бы.