Он остановился и умоляюще посмотрел на Павла красными глазами.

– Я знаю, что тебе делать, – тихо сказал Павел.

Возвратившись домой с весьма тяжелой сумкой и никого не застав, Таня удивилась – но не тому, что никого нет, а тому, что ничуть не удивлена. Впрочем, даже и это удивление, пополоскавшись несколько секунд в сознании, кануло в ватный туман: она не оправилась от пережитого утром потрясения, и что-то подсказывало ей, что теперь уже никогда и не оправится. Это было божественно.

Она, напевая в четверть голоса, принялась извлекать из сумки свертки, банки, бутылки. Разложила на блюде севрюгу, буженину. Откупорила банку с болгарскими томатами и опорожнила ее в хрустальную салатницу, а вторую салатницу заполнила готовым салатом с крабами. Положила в холодильник водку и шампанское. Перешла в гостиную, накрыла стол новой скатертью, достала тарелки, фужеры… Мысль о будущем ни разу не посетила ее. Если бы в эти минуты кто-то спросил ее, а что же дальше, она сначала удивилась бы глупому вопросу, а потом рассмеялась бы и сказала: «Дальше все хорошо!» Иного быть не может.

Звонка в дверь она не услышала, но по истошному лаю Бэрримора поняла, что звонят. Подумав на ходу: «Кто бы это?», она машинально вытерла совершенно чистые руки о передник и открыла дверь. На пороге стоял высокий мужчина в безупречном темно-синем костюме. На фоне костюма красиво выделялось большое алое пятно букета, который мужчина протягивал ей.

Таня оторопело приняла тюльпаны в хрустящем целлофане и отступила на шаг.

– Извини, – хрипловато сказал мужчина. – Роз нигде не нашел.

И только тут она поняла, что это Павел. Она выронила букет, схватила его руки в свои, втащила его в прихожую, машинально захлопнула дверь и порывисто обняла его. Губы их слились, пространство и время вновь сжались до здесь и сейчас.

Как и в прошлый раз, их привел в себя звук – звонок в дверь и сопутствующий лай Бэрримора.

– Звонят, – прошептал Павел.

– Не открою, – напечатали ее губы на его бритой щеке. – Пошли они все на фиг…

Но Павел уже опустил руки, отпуская ее из объятий.

– Открой, – сказал он. – Открой. Это хорошо. Это все нормально…

И отошел поближе к кухне. Таня открыла дверь.

– Это я! Викуль, заходи!

Обдавая прихожую ароматами дорогого коньяка, ввалился Рафалович и, как на буксире, втянул вслед за собой совсем молоденькую девчонку со смазливой хитрой мордашкой. Она остановилась у самых дверей в нагловато-смущенной позе дворняжки.

– Знакомься, Викуля! – разведя руки в стороны, провозгласил Рафалович. – Это мой лучший друг Павел Чернов, а это вот Таня, его невеста. У Тани сегодня день рождения, мы решили, что справим его у меня… Ребята, это Викуля из канцтоваров…

– Здравствуйте… – ломким голосом проговорила Викуля, настороженно стреляя глазками по присутствующим. – Поздравляю! – сказала она Тане. Взгляд ее изумленно замер.

Заторможенный мозг Тани еще только выстраивал вопросы: как понимать Ленькино поведение и слова, особенно «невеста»; откуда взялась Викуля; что вообще происходит? Но профессиональные рефлексы уже работали вовсю. Она с ослепительной улыбкой приблизилась к Викуле и проворковала: