– Прощай, соседушка. Как знать, свидимся ли еще?

– Свидитесь, – отчетливо проговорила Таня. – Это я вам обещаю.

Лизавета смахнула слезу, поцеловала меня и перекрестила. И тут же мне на шею бросилась Нюточка. Щекоча кудельками мою щеку, она шепнула:

– Пополь-Вух!

– Что-что? – не понял я.

– Я привезу тебе папу! – сказала она погромче.

– Тадзимырк! – непонятно прикрикнула Таня.

Нюточка слезла с меня и отбежала в сторонку.

Подошел Джош и обхватил мою ладонь своей черной лапищей.

– Эй, голубчик, – сказал он по-русски. – Жить можно, да?

Мне оставалось лишь вяло улыбнуться и кивнуть.

– Можно.

Таня проводила меня до дверей.

– Ты хорошо подумала? – спросил я ее в прихожей.

– Хорошо. И не надо больше об этом.

– Оставь хотя бы адрес, – попросил я, немного помолчав. – Я напишу тебе.

– Я не знаю адреса, – сказала она. – Я сама напишу.

– Я тоже не знаю адреса.

– Я найду тебя.

Она судорожно вздохнула, подалась ко мне, обвила руками мою шею и прижалась губами к моим губам… Господи, останови Землю. Или хотя бы сделай стоп-кадр…

Таня легонько оттолкнула меня и сказала:

– Ну все, родной мой. Тебе пора. Обещай дождаться меня.

– Обещаю, – пролепетал я мгновенно помертвевшими губами.

– Иди.

Я остался стоять. Она резко развернулась и ушла в гостиную, прикрыв за собой дверь.

Наутро я получил расчет за командировку и зарплату за полтора месяца. Потом собрал в свободной аудитории старост всех групп, которые в этом семестре у меня обучались, и сделал следующее заявление:

– Сейчас каждый из вас сходит в деканат и возьмет ведомость. Потом вы возвратитесь сюда, заполните ведомости, проставив в них те оценки, которые сочтете нужными, и подадите мне на подпись. На все вам дается пятнадцать минут. И не рекомендую разглашать данную информацию. Это не в ваших интересах.

Не веря своему счастью, старосты рванули в деканат.

Оставшуюся часть дня я провел в дурно пахнущих очередях, нудно костерящих Горбачева с его этиловой революцией. Времяпрепровождение не из самых приятных, согласен, зато к вечеру мой предусмотрительно захваченный рюкзак был полон. Я с великим трудом втащил его на последний этаж, расставил содержимое в углу прямо на пол, немного передохнул и спустился на второй заход. В этот раз я решил идти до конца, и на последствия мне было начихать.

До Нового года оставалось четыре дня.

…Когда я разлепил глаза, было темно. Я лежал одетый в заветном углу, и мне не было нужды куда-то ползти. Я пошарил вокруг, но нащупал только пыль и пустоту. Безумно хотелось умереть.

Вспыхнувшая лампочка на мгновение ослепила меня. Я прикрылся рукой и завизжал:

– Нет меня!

Надо мной склонилась мерцающая дебильная харя.

– Ты че, братан, я ж Петухов, сосед твой. С Новым годом!

– Водки тоже нет! – хрюкнул я тоном ниже.

– Да я не за этим, у самих имеется… Слышь, братан, наша мымра сказала, чтобы ты в три дня съезжал.

– Погоди, погоди, что-то я не того… Петухов заботливо приподнял меня, прислонил к стеночке и влил в рот нечто омерзительное. Я закашлялся, но в себе удержал, и через минуту немножечко разъяснелось.

– А почему съезжать? Я что-нибудь не то сделал?