Посреди всех этих несчастий до нас долетает радостная весть. Нового главного врача армии внезапно уволили два дня назад. Видимо, он всех достал. Его место временно занимает генерал-майор Криглер, тот замечательный пожилой врач-офтальмолог, с которым я встречался в Старой Руссе. Это душа-человек; мы знаем, что он не боится железного воздуха фронта. С ним дело пойдет.
Приближаются Рождество и Новый год.
Одна наша дивизия настолько измотана и побита, что вынуждена выйти из строя. Как только прибыли передовые подразделения дополнительной дивизии, прямо перед Рождеством началось второе массированное наступление генерала Тимошенко. Прикладывая невероятные усилия, он собирается отбить перешеек. После устрашающего артиллерийского огня теперь он, вводя в бой многоствольные реактивные установки и танки, отчетливо выстраивает два главных направления наступления: один на северном фронте снова под Стрелицами, другой на южном фронте в районе Цемены. Это намного опаснее, нежели наступление по всему фронту. К счастью, отсутствует координация между двумя пунктами, что могло бы усилить воздействие, и артиллерийской группе на перешейке не приходится постоянно палить одновременно в двух направлениях. С южной стороны русских отбрасывают, но на севере им удается глубоко прорваться вперед, они продвигаются далеко на запад и достигают участка в районе Отчино. Населенный пункт переходит в их руки. Лишь в последний момент удается сдержать наступление. Возле Горок наши укрепления оказываются отрезанными. В этом месте фронт прорван. Возвести укрепления получается только на новой линии.
Неожиданно, в самый разгар сражения, появляется генерал-майор Криглер. Увидев меня, он внимательно вглядывается мне в лицо и, немного помедлив, говорит:
– Что с вами, профессор? Вы плохо выглядите.
– Я и чувствую себя плохо, малярия дает о себе знать.
– Вы не хотите отдохнуть? В конце концов, мне, как никому другому, известно, что вам пришлось выдержать.
– Вы же сами видите, господин генерал-майор, как здесь обстоят дела. Можно ли договориться со своей совестью и уйти на больничный? – устало отвечаю я.
– Я вас понимаю, и все-таки вам нужны отдых и лечение. Я говорю совершенно серьезно. Мы не хотим вас терять. Если я могу хоть чем-то быть полезен, то, пожалуйста, сразу же обращайтесь непосредственно ко мне. Я все сделаю ради вас.
Он говорит искренне. Слова больше не нужны. Генерал-майор Криглер прощается, ему надо ехать дальше.
На какое-то время я решил прилечь. Его слова не выходят у меня из головы. Ведь он прав: я болен, изможден, мне следовало бы расслабиться, съездить в отпуск, отдохнуть. Эта мысль захватила меня, идея настолько заманчива, что мысленно я тут же переношусь в спокойные горы Шварцвальда, вырываясь из этого убийственного котла и оставляя далеко позади всю боль и страдания.
Завтра Рождество! Последний раз я справлял Рождество дома вместе с женой и нашим маленьким сыном. В полудреме я забываю, что я здесь, где нет Рождества, а есть только холод, борьба, снежные вьюги, раны и смерть. На душе скверно. В глубоком изнеможении я закрываю глаза, отворачиваясь от всего, что творится вокруг. Жуткая мелодия боя убаюкивает меня.