Не только страх перед ужасной казнью терзал сердце дамаскинки: ее отец, с которым она едва успела свидеться после долгой, безотрадной разлуки, быстро угасал на руках дочери. Больные, израненные легкие отказывались ему служить, только с большим трудом и болью мог он проглатывать несколько капель вина и немного пищи. В последние дни сознание по временам оставляло его; Паула почти радовалась этому, и друзья соглашались с ней. До больного доносились возгласы: «Да здравствует невеста Нила!», «Покажите нам невесту Нила!», «Долой невесту Нила!» Хотя умирающий не понимал значения этих выкриков, но внимая им с каким-то странным удовольствием и повторял в бреду то нежно, то задумчиво: «невеста Нила». Паула с ужасом прислушивалась к его словам, произнесенным как бы в бреду.
Ей не раз приходило в голову покончить с собой прежде, чем ее выставят напоказ всему народу. Но имела ли она право собственноручно оборвать нить своей жизни, вместо того чтобы положиться на Бога, к которому обращалась ежечасно с немыми пламенными мольбами? Нет! До последней минуты ей надо надеяться на милость Божию. И странно: всякий раз, когда ее терпение истощалось, происходило что-нибудь такое, что снова поддерживало заключенную. Это было то послание Ориона, то приход Иоанны и Пульхерии, то беседа с епископом или с отцом, который на время приходил в сознание. Сенатор Юстин с женой почти ежедневно посещали Паулу и всегда умели развлечь девушку; Мартина в особенности обладала даром читать в ее сердце. Один раз она захватила с собой письмо Элиодоры. Вдова писала тетке, что уход за дорогим больным дал совершенно иное направление ее мыслям. Нарсес постепенно выздоравливал. Элиодора думала только о том, чтобы окончательно восстановить его силы и по возможности скрасить жизнь несчастного юноши. Орион представлялся ей теперь не более, как милым видением прошлого.
Так проходило время заключенной, и теперь только две ночи отделяли ее от праздника Сераписа, когда предстояло совершиться неслыханной свадьбе. К вечеру Паулу навестил епископ: он счел своим долгом сообщить ей, что ритуал назначен на послезавтра. Иоанн все еще твердо надеялся, что Бог не допустит такого кощунства и бесчеловечного насилия, хотя мемфиты не слушались больше своего пастыря. Во всяком случае прелат не хотел покидать осужденную и решил проводить ее к месту казни. Уважение к высокому сану епископа могло послужить защитой невинной жертве. В заключение Иоанн обещал заботиться о больном префекте до самой его смерти, а также исполнить все прочие распоряжения узницы.
Паула давно ожидала своей ужасной участи, стараясь примириться с неизбежным, но все-таки роковая весть сразила дамаскинку, как удар молнии. Девушка упала в объятия верной Перпетуи и замерла у нее на груди. Прошло несколько минут, прежде чем она опомнилась и могла поблагодарить епископа. Иоанн был потрясен этой сценой. Он горько сожалел о невозможности оказать заключенной действенную помощь. Ответ патриарха на его жалобу не оправдал ожиданий епископа. Хотя Вениамин строго осуждал нечестивое жертвоприношение, но в таком духе, что его пастырское послание не могло напугать еретиков, впавших в языческий соблазн. Однако прелат все еще хотел испытать, какое действие произведет увещание патриарха на мемфитов, и велел сделать несколько его копий; завтра утром им предстояло появиться в сенате, на городской площади и на стенах общественных зданий, хотя Иоанн сомневался, чтобы эта мера могла образумить жителей города.