Слава Рюрика всё росла. Из простого, безвестного варяга он стал народным героем, имя которого воспевали в сагах вещие скальды.
Вот наконец и Сигтуна.
Долго помнил Рюрик этот знаменательный для него день возвращения на берега, где для него одного билось любящее женское сердце.
Всё ближе подходят ладьи к скалистым берегам; к вою ветра, к реву прибоя, слышно на ладьях, как примешивается гул голосов — это толпы людей высыпали встречать победителей.
С замирающим сердцем стоит Рюрик на почётном месте своего корабля. Глаза его устремлены вдаль, тревожное чувство теснит грудь.
Что-то Эфанда? Ждёт ли она его?
Наконец причалили ладьи. Началась высадка.
Величавый, полный достоинства стоит конунг Бела у самого морского прибоя. Лицо спокойно, никаких признаков волнения в глазах. С обеих сторон окружают его соратники, а позади их волнуется народ.
Смиренно склонив голову, подходит к старому конунгу Рюрик.
«Что он скажет? Доволен ли?» — думает витязь.
— Приветствую тебя, сын мой! — слышит он над собой торжественный голос Белы. — Ты в далёких землях покрыл славой страну, которая стала тебе второй родиной. Ты отомстил дерзким дикарям за гибель её лучших сынов. Ты — славный берсерк.
Бела велел варягу подняться и запечатлел на лбу у него поцелуй.
— Ты на поле брани заслужил своё новое имя! — продолжал конунг. — И ты достоин его... Да славится во веки веков между народами имя Рюрика!..
— Не я один, отец, ходил на Ильмень, — напомнил Рюрик. — Скажи о тех, кто был со мной.
— Все они храбрецы... Да примет павших в чертоги свои светлая Вальгалла. И да помянут их имена скальды в своих песнях... Те же, кто вернулся на берега скандинавские, пусть довольствуются всеобщим почётом... Но перестанем говорить!.. Идём! Чертог мой готов для победного пира. А тебя!.. Тебя ждёт не дождётся моя Эфанда.
Краска залила лицо Рюрика.
— Эфанда! О, не томи, отец. Скажи мне, по-прежнему ли она любит меня?
— Об этом спроси у неё самой. А теперь идём!..
При звуках рогов тронулись вслед за Белой и Рюриком все вожди возвратившихся дружин в палаты.
Там действительно всё было готово для пира.
Расставлены длинные дубовые скамьи и столы. Последние покрыты ткаными покрывалами — работы Эфанды и её подруг. Для Белы, Рюрика, Олофа и начальников дружин были приготовлены места на южной скамье, считавшейся у скандинавов почётной. Место Белы возвышалось над другими, так что отсюда он мог видеть всё происходившее на пиру. Против почётной южной скамьи, на северной, посередине её, устроено было другое возвышение, предназначавшееся для хозяйки дома... Долго оно оставалось пустым в палатах конунга, но теперь по праву взрослой дочери должна была занять его Эфанда.
На длинных столах помещались кушанья, а на других, поменьше, стояли чаши и кубки с крепким мёдом и пивом.
Не долго рассаживались гости — торопились угощаться. Едва расселись, старый конунг поднял чашу в честь небожителей — асов. Вслед за тем славный скальд Гуинар — краса Скандинавии, — поместившийся у ног Белы, запел в честь вернувшегося победителя новую сагу, первый куплет которой заканчивался припевом: