После похода по магазинам, надо сказать изрядно вымотавшего и Вадима, и Давида, в одинаковой степени, как выяснилось, ненавидевших «это дело», они нашли неподалеку от «Гардарики» уютный русский кабак, что по нынешним «просвещенным» временам было в столице едва ли не чудом, и с аппетитом пообедали, выпив по рюмке холодной, со льда, водки под суточные щи, биточки по-казацки и кулебяку с семгой да еще и по паре кружек замечательного Сметанинского пива, так сказать для поднятия тонуса. Все это время о делах намеренно не говорили, предпочитая бесконечному перебиранию обрывочных и невнятных фактов, легкий разговор ни о чем.
Затем они снова разделились. Теперь Вадима с Полиной покинул Давид. Он отправился выяснять какие-то свои, не совсем понятные дела, не уточив при этом, что у него вообще за дела такие могут образоваться в столице чужого государства, но, твердо обещав в половине пятого быть на Софийской набережной около театра «Колизей», откуда уже рукой подать до ресторана, где, собственно, и должна состояться — если, разумеется, состоится — встреча с генералом. Проводив Казареева, Вадим и Полина остались наконец наедине и могли бы поговорить о себе и о сложившихся обстоятельствах. Но разговор не клеился. Все, что они могли теперь друг другу сказать, было уже, если и не высказано вслух, то все-таки «услышано», понято и принято. И оба они об этом знали, а слова тут были ни при чем, потому что ничего из того, что они чувствовали, все равно выразить не могли. Во всяком случае, Вадим этого сделать не мог и видел, что Полина находится точно в таком же состоянии. Ну а что касается планов на будущее, то они и вовсе были пока настолько неопределенными, что и обсуждать, если честно, нечего.
И они просто погуляли по бульварам, разговаривая обо всем и ни о чем, поели мороженого — погода благоприятствовала, а после полудня и вовсе стало жарко — выпили кофе в уличном кафе и в конце концов зашли в случайно попавшийся на глаза сетевой центр «Бредень», где снова открыли мемориальную страницу Казачьих войск. На этот раз Реутов искал информацию не о себе — что уж тут искать! — а о тех сослуживцах, которых помнил не только по именам и должностям. Они устроились с Полиной бок о бок — за соседними терминалами — и занимались поисками вместе, что оказалось гораздо эффективнее, но главное, быстрее. Вадим находил очередную фамилию в списке ветеранов, проверял, что известно об этом человеке, и если на сайте не имелось однозначной информации о том, что тот погиб или умер, Полина тут же делала запрос во всероссийскую телефонную книгу. Улов, однако, оказался более чем скромный. Из тех людей, кто служил в бригаде весной-летом шестидесятого, Вадим сумел вспомнить не более двух десятков, однако стопроцентно живых из них оказалось всего четверо. Бригадный врач Леонид Шумилов жил теперь в Казани, где заведовал хирургическим отделением одной из городских больниц; комбат-2 Перст (имени его Вадим так и не вспомнил, и инициалы, приведенные на сайте, ничем ему не помогли) проживал в Москве; взводный Костя Лифшиц (по-видимому, единственный в бригаде еврей-ашкеназ) заведовал аптекой в Балаклаве, и наконец Булана Назырова, командира противотанкового взвода, занесло аж в Порт Артур, где он работал главным инженером судоремонтного завода. Мало, далеко и, в сущности, безнадежно. И бессмысленно, разумеется. Скорее всего, ничего нового они Вадиму не расскажут. Если уж Марик Греч, у которого на руках Реутов, можно сказать, и «умер», ничего добавить к рассказанному не смог, то, что могли знать эти люди, впрямую в событиях тех дней не участвовавшие?