Всего за семьдесят два часа город Лидс превратился в Ад на Земле. А до Ферберна ехать несколько минут. Хотя он точно не Рай, но все же получше усыпанных трупами дорог позади.

Оказалось, нет.

Там было хуже.

В тот момент, когда я увидел женщину, сидящую на стене на Трумен-вей, я уже знал, что сейчас будет. Никогда раньше я ее не видел, и девушку, сидевшую рядом с ней, тоже, но знал так же точно, как день следует за ночью, что она сейчас со мной заговорит.

И я знал, что мне не будет приятно то, что она скажет. Она уставилась на меня так, что было ясно: она решила сделать то, что решила, пусть хоть камни с неба падают.

– Вы живете в том доме на Трумен-вей.

Я покачал головой, не останавливаясь.

– Живете. – Она приветливо улыбалась, но карие глаза были тверже кремня. – В номере девять, который с белой дверью.

Я снова покачал головой.

– А что вы…

– Ведь живете? – Она не дала мне возможности ответить. – Меня зовут Кэролайн, Кэролайн Лукас, а это моя дочь Порция. Ей шестнадцать.

Я увидел, что дочь бросила на мать удивленный взгляд, будто мамочка только что заявила, что ее дочь – вождь эскимосов. А мама тем временем пожала мне руку, не переставая говорить. Ясно, что она и ее дочь Порция пришли вместе с исходом из Лидса. Хотя одежда и лица у них были чистыми, волосы аккуратно расчесаны, вид был как у беженцев – не спутаешь. Этот вид заключался в позе, в том, что даже если они сначала смотрят тебе в глаза, то сразу же опускают взгляд, будто чего-то стыдятся. Я бы хотел, чтобы этого не было. Действительно хотел бы. Но мы разделились на две расы – те, у кого есть дом, и те, у кого дома нет. И различие было так явно, будто у беженцев был мазок яркой краски на лбу.

Женщина, еще красивая в свои без малого сорок лет, спортивная – несомненно, от тренировок в дорогом клубе, снова представила мне свою дочь, заставляя девушку подать руку. Девушка все время кидала на мать вопросительные взгляды.

– Чертовски неприятная история, правда? – сказала женщина, неестественно широко улыбаясь. – Я слышала, что кое-кто уже вернулся домой, но снова ночью пошел газ и заставив их бежать. Вы не слышали, откуда этот газ?

Я сказал, что не слышал.

– И я тоже. Но думаю, это серьезнее, чем считается.

Я попытался изобразить уверенность, говоря, что они скоро смогут вернуться домой.

– Это было бы чудесно. Снова спать в кровати. На чистых простынях. И настоящая ванна, а не душ из холодной воды в холщовой кабинке.

Я посочувствовал.

– Какой вы счастливый, что у вас есть дом. И такой большой. – Я попытался пойти дальше, она удержала меня за руку. – Вы там один живете, правда?

– А в чем…

– Ведь правда?

– Нет, с братом.

– Он дома?

– Нет, он сейчас в деревне. Мы только что вернулись – искали еду для лагеря.

– Вы знаете, у вас удивительные глаза. Я никогда не видела такой синевы. Порция как раз мне только что говорила… Постойте!

Я уже был решительно настроен уйти от этой пары.

– Постойте!

Женщина, все так же широко улыбаясь, поймала меня за руку выше локтя, но тут же мягко скользнула пальцами вниз, к кисти. Мне надо было стиснуть зубы и уйти, не прощаясь, но у нее были такие доверчивые глаза, такой просящий голос. Как у беспомощного ребенка.