Да, пламя мести потихоньку стихало. Каждая сброшенная на головы англичан бомба, каждый сметенный с неба огнем пулеметов истребитель умаляли боль, рубцевали раны. Всего неделя, и в голову начали проникать робкие мысли: а что там будет после войны? Даже смешно. Перегоняя свой самолет во Францию, Чернов твердо был уверен, что не вернется домой.

Разбомбить Англию подчистую, увидеть из кабины самолета накатывающийся на берег стальной прибой морского десанта, поддержать огнем и бомбами рвущие вражескую оборону танковые дивизии, приземлиться на бывший английский аэродром, прикурить папироску от горящего «Спитфайра» — вот и все мечты. Дальнейшее представлялось Ивану Чернову несущественным, будущего нет. Как показала жизнь, это не так.

Передышка оказалась недолгой. В 15.00 в полк позвонил генерал-майор Семенов и распорядился подготовить удар по Глазго. Вылет ориентировочно в 20 часов.

— Облачность над Атлантикой ослабевает, ночью Шотландия откроется, — генерал предвосхитил вертевшийся на языке у Овсянникова вопрос.

Подполковник скосил глаза в сторону окна. Дождь не утихает. Небо клубится серой, непроглядной твердью туч. Хорошо хоть грозы нет.

— А как садиться будем, товарищ генерал-майор? — невинным голосом полюбопытствовал Овсянников.

— Не дрейфь, подполковник. Тучи над континентом к утру развеет.

— Насколько можно доверять прогнозу? — уверенный тон комдива неожиданно задел определенные струнки в душе Овсянникова, у него сработала природная, порой переходящая черту осторожность.

На том конце провода тихо выматерились.

— Что за шутки?! — зарычал Семенов. — Немедленно готовить машины к вылету. Самоваров уже бомбы подвешивает, — речь шла о командире 11-го авиаполка.

— Моим людям придется возвращаться над морем, на поврежденных машинах, кому-то выдастся тянуть на одном моторе. — Овсянников упрямо гнул свое. — Мои люди должны знать, что на аэродроме их примут; взлетев, они должны приземлиться. Туманов, выгляни в окно, — Иван Маркович кивнул дежурному офицеру, предусмотрительно прикрыв трубку ладонью.

— Ты меня слышишь? — хрипело в трубке. — Метеорологи обещают погоду. Удар по Глазго и Эдинбургу утвержден. Это приказ.

— Кто с нами работает?

— Пятый флот. В налете задействованы немецкие бомбардировщики с норвежских аэродромов, наша дивизия бомбит Глазго. Работай, подполковник, в 19.00 доложишь.

Овсянников еще минуту прижимал трубку к уху, вслушиваясь в гудки. И какого чёрта его дернуло спорить с начальством? Все равно ничего не добился, а на заметку попал. Семенов любит смелых, но не любит строптивых.

Овсянников закурил. Дела у нас, как сажа бела. На небе ни одного просвета. Нижняя граница облачности 200 метров. Чтобы найти аэродром, придется снижаться почти до земли. Ночью это просто опасно. Можно не заметить, как просядешь еще ниже, затянет в нисходящий поток — и все. На приборы на такой высоте надежды нет, если видимость ноль.

Маршрут до цели командира полка не беспокоил. Погода благоприятствует. С земли самолеты не разглядеть; если англичане и засекут группу случайно уцелевшим наземным или корабельным радаром, навести истребители они не смогут. Над целью, конечно, будет жарко.