Затрещал звонок. Я вышел в темный кабинет. Задвинул за собой дверь, включил освещение. Взял со стола пакет и удалился восвояси.

Я был совершенно измучен. Кое-как распихал содержимое пакета по фармацевтическим ящичкам, ушел к себе в каюту и рано лег в постель. Размышлять о результатах своего детективного приключения не хотелось — по-видимому, сказывалось напряжение последних дней. В голове царила глухая, тревожная пустота, логически оформленных мыслей не было; я незаметно уснул, и мне приснился звонок лабораторного таймера. Я знал, что обязан этим пренепременно воспользоваться, чтобы куда-то уйти, но не мог заставить себя шевельнуться... Звонок трещал, и наконец я понял, что это зуммер внутренней связи. Не открывая глаз, я нашарил ручку афтера — переносного экрана, который всегда засовывал под подушку на случай экстренного вызова,— поднес афтер к лицу, как подносят зеркало, и только теперь поднял тяжелые веки. На экране светилась физиономия инженера-хозяйственника. Утопив пальцем кнопку приема, чтобы умолк надоедливый зуммер, я с трудом промычал:

— М-м-да... слушаю!

— Кажется, я разбудил вас? — неуверенно проговорил Бак.— Извините...

— М-да... то есть нет, ничего. Говорите.

Бак несколько мгновений молчал.

— Собственно, говорить-то... Ну, в общем, двенадцатый.

— Где?

— В аккумуляторном отделении. Малый отсек, где заправляют скафандровые аккумуляторы.

— Нижний ярус? Что-то новое... Когда?

— Около получаса назад.

— Ушел, конечно?

— Ушел.

— Гонялись за ним?

— Н-нет...

— Хорошо. И не надо. Вполне может быть, что это опасно... Оставьте все как есть до утра, и... приятных вам сновидений. Отныне наша «патрульная служба» по вечерам отменяется. Утром поговорим.

Я сунул афтер под подушку и тут же уснул. Мне снился темный холодный спортзал, фосфоресцирующие полосы на расцвеченных светящейся краской батудах. В зале я был не один, хотя того, второго, не видел. Он был здесь — я это чувствовал,— чуть дальше вытянутой руки, но, когда я окликнул его, он промолчал, и мне стало жутко. «Не притворяйтесь,— сказал я ему.— Вы здесь, рядом, я знаю...» Он рассмеялся, и это меня озадачило. «Великолепно придумано,— внезапно обрывая смех, сказал он голосом Нортона.— В темноте прыгать лучше... Опробуем?» — «Не притворяйтесь,— повторил я.— Вы не Нортон. Вы... вы чужак! Зачем вы разрушаете экраны?» — «Затем. Когда разрушаешь экраны, нас, чужаков, становится больше.— Он свистнул и выкрикнул: — Эй, чужаки!..» И с батудов, пересекая светящиеся полосы, один за другим стали спрыгивать черные-призраки... Я проснулся в холодном поту.

Утром я попытался припомнить, точно ли разговаривал ночью с механиком, и вынужден был признаться себе, что твердо ответить на этот вопрос не могу — настолько неясной мне представлялась граница между сном и реальностью. Такого со мной еще не бывало!

С приходом Бака все вроде бы стало на свои места. Но поведение самого Бака... Оно меня поразило, таким я Бака не знал. Он был молчалив, застенчив и робок, как девушка. Выглядел он свежо и очень опрятно, был чисто выбрит и распространял вокруг себя приторный запах земляничного лосьона. Было совершенно очевидно, что мое светское ему пожелание приятных сновидений странным образом успешно осуществилось на практике, и это необъяснимо меня раздражало. Обмениваясь с Баком односложными вопросами и ответами, я шагал по кабинету из угла в угол, не -зная, как приступить к изложению главного.