— А мы с тобой чего сейчас делаем? — Саня Губошлеп хихикнул.

— Тоже вроде воровать идем.

— Ну, во-первых, не идем, а ползем, а во-вторых, воровать или не воровать — это про каждого отдельно надо говорить.

— Это как?

— А так. Воруют, Сань, тоже по-разному. Ты, к примеру, от шалопайства воруешь, а я по нужде.

— Ничего себе сказанул! — возмутился Саня. — У меня что же, и нужды, по-твоему, нет? Да если хочешь знать, я тоже нуждаюсь! Каждый день — и очень, очень.

— Твоя нужда — бутылки по утрам собирать, — угрюмо отозвался Матвей. — А после новые покупать.

— Ишь ты, какой умный!

— А вот и умный! Во всяком случае, свои патрончики продавать на рынок не побегу.

— Что же ты с ними делать собираешься?

— Да уж знаю — что. Возьму и сохраню, к примеру. Так сказать, на черный день.

— Во дает! Чего же их запасать-то? Не грибы.

— Правильно, не грибы. Только как вспыхнет народный бунт, так и я достану их из загашника.

— А ты точно знаешь, что он вспыхнет?

— Ясное дело! Все к тому идет. Деревни разваливаются, в городах электричество с теплом отключают. Конечно, вспыхнет.

— Вон оно как!.. Значит, обратно коммунизм начнем строить?

— А чем он был плох? Жили спокойно, не тужили. И хлеб был вкуснее нынешнего, и работенки на всех хватало. О людях я уже не говорю. Вконец опаскудился народишко. Всяк на себя теперь одеяло тянет. Никто власти не боится, по телеку порнушку крутят.

— А что, иногда бывает занятно…

— Вот и видно, кто ты есть. Занятно!.. — передразнил Матвей. — Дай таким власть, в одну неделю планету изгадят!

— Так уж и в одну!..

— Ну, не в одну, так в две… Я тебе, Санек, давно хотел сказать. Задумываться надо! Крепко задумываться!

— Это о чем же?

— А вообще… О смысле бытия, к примеру, о других вещах… Жизнь — она ведь штука текучая, — не заметишь, как пробежит мимо. А ты… Такой, понимаешь, лоб вымахал — и по-прежнему ничем не интересуешься.

— Чего это не интересуюсь!

— А того! На собраниях тебя не видать, газет не читаешь. Люди вон космос уже бороздят, по беспроводному телефону разговаривают, а ты как был Пномпень, так им и остался.

— Ты полегче!

— Чего полегче? Я, Сань, правду говорю. Мне тебя жаль. Катишься ведь по наклонной плоскости. Без тормозов.

— Ты будто не катишься!

— Я не качусь, я жду.

— Чего ты ждешь?

— А часа заветного. — Матвей загадочно улыбнулся. — Для таких, как я, заветный час всегда наступает. Тут главное — бдительным быть и ухо востро держать…

Бдительному Матвею капнула на голову птичка. Смахнув с головы непрошеный гостинец, бывший председатель поморщился.

— Давай, что ли, двигаться. Скоро светать будет.

Пробираясь меж низкорослых кустов, очень скоро они добрались до колючей проволоки. Взятыми из дома кусачками Саня Губошлеп живо проделал в изгороди просторное отверстие. Стараясь не шуметь, сообщники проникли на территорию воинской части.

— Ох, нажрусь! — приглушенно хохотнул Санек. Он явно предвкушал скорую наживу.

— Ты сначала дело сделай, ботало! — шикнул Матвей. — Не управимся до рассвета, останемся на бобах.

Саня озабоченно примолк. В словах мудрого Матвея угадывалась истина. До рассвета оставалось всего ничего. Конечно, воровать воинские боеприпасы ходили целыми деревнями, однако с удачей возвращались далеко не все. Оставаться же с пустыми руками отчаянно не хотелось. После вчерашнего у Саньки болела голова и подрагивали конечности. Это была та самая нужда, о которой он говорил Матвею. Нужда в лечении — быстром и качественном.