— И? — не унимается она.

— Не забывать о его детях от предыдущих браков.

— Иииии? — все еще не унимается мать.

Это — самое ужасное.

То, о чем мне противно даже думать, не то, что произнести вслух, а тем более — сделать.

— Анфиса, не заставляй меня… — тихо говорит мать, и я инстинктивно втягиваю голову в плечи.

Обычно после таких слов меня либо на несколько дней запирали в комнате, либо пороли.

Чаще второе.

— Я должна сделать так, чтобы он оставил все свое состояние нашим общим детям. — повторяю сухими губами.

Вот теперь она довольна. И даже почти улыбается, набрасывая мне на лицо длинную и тонкую, как паутинка, вуаль. Расправляет складки, отходит, чтобы оценить общий вид и снова командует:

— Теперь ты готова исполнить свой долг перед семьей. И упаси тебя бог разочаровать меня.

Островский присылает за нами целый «Майбах», украшенный белыми розетками и лентами — немного, но со вкусом.

Сначала — в церковь.

Там пройдет основная церемония — венчание, брачные клятвы и обмен кольцами.

Роспись в ЗАГСе — просто формальность, еще утром я уже подписала все документы, которые привез адвокат моего будущего мужа. То есть, официально, я стала Островской еще несколько часов назад.

За окном — серая и какая-то грязная зима. Точно не вид с открытки.

Но она идеально соответствует моему настроению.

Я снова тянусь пальцами к губам, пользуясь тем, что мать с кем-то говорит по телефону и хотя бы пару минут ей точно не до меня.

Тот поцелуй… Он был гадким, противным и грязным, как и пальцы того парня. Но у меня сводит колени от одного воспоминания о языке между моих губ, о словах, которые словно проникли мне под одежду, под джинсы, под белье…

Нужно остановиться.

Прямо сейчас разрубить веревки и дать мосту рухнуть до того, как я нашла повод сбежать на другую сторону.

У этих чувств есть логическое объяснение, и оно лежит прямо на поверхности.

Я не хочу становиться женой человека, чьи дети почти одного со мной возраста.

Я не хочу отдавать свою девственность мужчине, которого не люблю.

Я просто хочу… хотя один единственный раз почувствовать желание, страсть, нежность, похоть…

Но когда автомобиль останавливается, в моей голове остаются только мысли о долге и обязанностях.

Не каждая женщина рождается для счастья.

Но, по крайней мере, я буду богата.

Отец помогает мне выйти из машины, укладывает мою руку себе на локоть и участливо похлопывает по пальцам. Он хороший незлобливый и абсолютно лишенный амбиций человек. Наверное, потому что не Некрасов. В материнских планах он не фигурирует нигде. Он просто есть, как данность, как необходимый для деторождения элемент.

Но по крайней мере хотя бы одна живая душа улыбается мне с искренним сочувствием.

В церкви яблоку негде упасть, и наше появление встречают аплодисментами, словно начало представления.

Квартет музыкантов со скрипками задает свадебный марш.

Я выдыхаю, пытаюсь успокоить дыхание, но тщетно. Трясет где-то внутри.

Хорошо, что можно опереться на руку отца и вот так, мелкими шажками, идти по узкому проходу навстречу человеку, который милостиво согласился взять меня в качестве компенсации за нанесенное моей сестрой оскорбление. И только потому, что я оказалась невинной.