Вслед за младшим лейтенантом послушно повторил, — боец переменного состава.

— Почему вертитесь на политзанятиях? — строжился замполит. — Вас что, не интересуют задачи ленинизма?

— Никак нет… — Клёпа решил повысить замполита в звании, — товарищ лейтенант… Задачами ленинизма очень интересуюсь. Но имею профессиональное заболевание шеи, по причине которого вынужден вертеть головой, иначе инвалидность и уже не смогу бить врага.

Замполит задумался.

— А скажите товарищ боец, почему советский народ побеждает во всех битвах с империализмом?

— Потому что всеми победами Красной армии руководит товарищ Сталин, который есть непоколебимый борец за дело рабочего класса и вождь коммунистической партии. Под его руководством советский народ победит и забьёт осиновый кол в могилу фашизма и империализма.

Замполит дёрнул щекой.

— Я вижу, что вы политически грамотный боец, товарищ Клепиков, — кивнул. — Садитесь!

Клёпа плюхнулся на свое место. Замполит поправил очки, придававшие его лицу строгое выражение, оглядел класс и продолжил читать лекцию.

После обеда Клёпа заступил в свой первый наряд. Дневальный. Тумбочка.

Он спал стоя и вполглаза, привязав к двери и к руке кусок бечёвки.

На тот случай, если придёт дежурный по части. Но никто не пришел.

Через пару недель наступил день отправки. Каждому выдали саперную лопатку. Каску. Противогаз. Выдали котелки, а ложки почему то — нет.

Но у бывших зэков, к ложке отношение особенное. У каждого она или за голенищем, или в кармане.

Маршевую роту из штрафников привели на станцию. В тупике стоял эшелон, собранный из товарных теплушек. Погрузились в вагоны — телятники. С прорезями в полу для отхожего места.

У стен расположены двухъярусные нары, сколоченные из толстого листвяка. Посредине стол, привинченный к грязному, заплёванному полу массивными ржавыми болтами.

В центре теплушки калилась железная бочка с выведенной в узенькое оконце под самым потолком трубой. На печке парил тяжёлый чайник.

Рядом большой железный бак с питьевой водой. К нему цепью привязана металлическая кружка. В углу бак с парашей.

Пахло углём, портянками, табаком, ещё чем-то неуловимо солдатским — мужским потом, сапожной ваксой. Это был запах войны, тревожный и горький.

Потом подогнали шустрый паровозик. Сцепщик прицепил вагоны к эшелону.

На площадках за вагонами со штрафниками укрывались от холодного ветра охранники с винтовками. Двери этих вагонов задраены наглухо, железные щеколды перевязаны проволокой.

Старые, во многих местах прошитые пулями и осколками вагоны натруженно скрипели, гремели, лязгали разболтанными буферами и монотонно стучали колесами на стыках рельсов. Вместе с вагоном плавно раскачивались двухъярусные нары и железная печь-времянка.

В полутемных теплушках везли безоружных штрафников.

В распоясанных гимнастерках, без ушанок, многие в одних носках и портянках, они лежали и сидели на дощатых нарах, подбрасывали в печку дрова, грудились у закрытой двери, глядя в щели на проплывавшие мимо столбы, деревья, городские дома и деревенские избы.

Серые поля бежали окрест, исчезали переваливаясь через бугры, и не было им ни конца ни края. Кое-где кущами толпились деревья, с уже облетевшей листвой. Иногда проплывали тесно прижатые друг к другу дома, где кирпичные, под железной кровлей, но чаще крытые потемневшей от времени соломой.