Машинистка выбила на клавишах длинную дробь.

— Лученков… Чего встал? Следующий.

Глеб сделал шаг за дверь, где ожидал другой заключённый с добродушным, приветливым лицом и честными глазами, какие могли быть только у жулика. На левом верхнем зубе блестела коронка — фикса.

Конвоир с винтовкой стряхнул сон, пошевелив плечом, приказал:

— Живей, мерин!

Лицо зэка покраснело. Приветливость сменилась злой гримасой, ответил грубо:

— Мерин твой папа! А ты его жопа!

— Шо-ооо?! — заревел охранник цапая винтовку и хватая воздух широко распахнутым ртом. — Шо ты казав?!

Конвоир был родом с Житомира и страдал хохлацкой упёртостью.

На шум выскочил сержант. Спросил строго:

— Что у тебя, Мельничук?

— Та ось же, товарищ сержант, ображае на бойовому посту!

— Фамилия, статья?! — похолодел лицом и голосом сержант.

— Временно изолированный боец-доброволец Красной Армии Клепиков!

Что же это такое происходит, товарищ сержант. Великий Сталин учит нас, что надо думать о живом человеке, а это падло мне ружьём грозит!

Судя по всему парень был мастером партийной риторики и хорошо знал работы Сталина.

Сержант постоял, молча, осмысливая услышанное.

— Ты не особо вольничай, Мельничук. Это уже не наш элемент, а без пяти минут боец Красной армии.

Охранник рукавом шинели вытер с лица пот.

— Винен, товарищ сержант!

— Социалистическая законность обязательна для всех и угрожать оружием военнослужащему Красной армии никак нельзя! Смотри мне!

Развернувшись сержант скрылся в кабинете.

Клепиков подмигнул Лученкову.

«Ну как я его сделал»?

Повернулся к охраннику.

— Чего торчишь как прыщ на залупе? Не слыхал, что товарищ сержант приказал? А ну спрячь плётку, пока товарищу надзорному прокурору не пожаловался!

— Який він тобі товариш, воша тюремна?!

— Сейчас узнаешь! — Довольный Клепиков шагнул за дверь.

Через минуту выскочил обратно с просветлённым лицом. На нём была печать прежнего нахальства отпетого жулика.

Весело оскалился караульному:

— Смирно! Как стоишь перед бойцом Красной армии, рожа мусорская? Забыл о том, что товарищ Сталин сказал? Незаменимых у нас нет. Я уже договорился! Пойдёшь, в рот меня толкать, завтра улицу мести, а я вместо тебя вертухаем!

Пока караульный осмысливая сказанное хлопал глазами, Клёпа испарился.

Новое построение объявили часа через полтора.

Начальственный тенорок распоряжался:

— Всем сдать казённое имущество. Одеяла, простыни — не тащить… У кого вторые сапоги или ботинки — забрать! Ножи, финки, заточки — изъять! Все сидора проверить!

Прямо перед вахтой начался шмон.

Конвойные перебирали вещи, забирали то, что им нравилось. Будущие штрафники кто матерился, кто жалобно упрашивал…

— Да мы же на фронт, имейте совесть…

— Шо-ооо?.. У нас здесь тоже свой фронт!

— Вы что творите суки рваные!? Последнее забираете!

— Молчи, падло! Там тебя оденут.

— Ага! Оденут и обуют. Немец скоро всем деревянный бушлат приготовит.

Выкрики. — Матерщина. — Лай собак. Арестанты переговариваются вполголоса.

— Вот суки! Наверное и с мёртвых исподнее снимать будут!

Один из конвоиров кивнул на Гулыгу деловито сказал другому, с ефрейторскими лычками: