Веселье в разгаре. Все возвращаются в оранжерею, как по мановению волшебной палочки превращенную в бальную залу; по стенам — буфетные столы, покрытые сиреневыми скатертями и украшенные орхидеями. На них — горы пирожных мадлен и сахарных фиалок. Играют забытые вальсы, польки, мазурки. Гости танцуют, постепенно переходя к более современным танцам. Бал растекается по залам. Вальсы, вальсы… И, конечно, улыбки женщин, каждая из которых в этот вечер почувствовала себя герцогиней Германтской.

Наступает рассвет.

Озеро в саду скрыто туманом. Замолкают цыганские мелодии. Пора покидать мир мечты, этот прекрасный сон…

Через несколько лет после описанных мной праздников в Феррьере Мари-Элен позвонила мне в банк по телефону.

— Скажи, ты чувствуешь себя все еще молодым? — спросила она.

Я не сразу понял, к чему она клонит, но мне было очевидно, что это будет нечто потрясающее! Спокойным тоном я ответил, что чувствую себя в хорошей форме. Я ждал, что же будет дальше.

— Так все-таки, чувствуешь ли ты себя настолько молодым, чтобы изменить свой образ жизни в течение двух часов?

— А почему бы нет? — ответил я уже упавшим голосом.

Черт возьми! Я даже и не предполагал, что это зайдет так далеко.

Так я узнал, что особняк Ламбер выставлен на продажу, и что Мари-Элен, изучив обстановку, решила, что мы можем его купить, что мне казалось тогда явной авантюрой.

И хотя я и чувствовал себя молодым, все это предприятие покупки представлялось мне безумием. Мне стоило многолетних усилий убедить Мари-Элен в необходимости закрыть замок Феррьер, и вот на тебе — она предлагает мне купить целый замок в Париже!

Я хорошо знал роскошный особняк Ламбер, так как Алексис де Реде, один из наших близких друзей, снимал большую часть этого дворца. Он занимал в нем этаж, на котором находились самые пышные и роскошные залы и знаменитая Геркулесова галерея… Алексис прожил там тридцать лет, и именно он занялся тщательной реставрацией этого архитектурного памятника, вернув жизнь его залам, реставрируя старинные полотна и занимаясь поисками утраченных картин и элементов декора. Некоторые панно из особняка Ламбер оказались в Лувре, а именно — панно из «Амурного кабинета», и он заменил их на другие панно той же эпохи…

«Это — дворец для короля, который смог бы стать философом», — как-то написал Вольтер, живший одно время в этом дворце. Но я не был ни королем, ни философом!

Конечно же, во дворце Ламбер часто играл Шопен. И может быть, именно здесь он написал какие-то свои баллады или вальсы, посвященные моему прадеду или его дочери Шарлотте, единственной дочери Джеймса, которая была одной из лучших учениц Шопена… И несомненно, мои предки протежировали Шопену, принимали его, помогли ему завоевать популярность и славу во Франции… Но этого еще было недостаточно для покупки дворца!

Но Мари-Элен уже проанализировала все очень внимательно и тщательно продумала детали. Она понимала, что наличие во дворце Ламбер отдельных апартаментов позволяло жить под одной крышей разным поколениям нашей семьи. Кроме того, моя мама умерла за несколько месяцев до этого, и я должен был разместить в достойных интерьерах основные коллекции предметов искусства и старины, собранные моим дедом Альфонсом и завещанные мне матерью.