Иессен и до того не питал к Небогатову дружеских чувств, но после «командной» депеши «выскочки-акадЭмика», волею судеб получившему под начало мощнейшую эскадру, обозлился не на шутку. Карл Петрович весьма нервно реагировал даже на безобидные казалось бы прозвища, которыми всяк неоперившийся мичман награждает «своего адмирала». Но традиции традициями, а Иессен крайне злобился, слыша от доброхотов те «клички», которыми наделяла его мичманская молодёжь и команды крейсеров.
Больше всего бравого адмирала бесило поименование «крейсерской погибелью». И самое обидное – были все основания к такому прозвищу: тут и разбитый исключительно из-за бравады Иессена на камнях «Богатырь», оставленный и затопленный экипажем «Рюрик», потом и «Громобой», славно «поцарапавший» днище также «записали» на Иессена…
Прямо говоря, моряки дальневосточники считали Карла Петровича «нефартовым» адмиралом, человеком с непростой судьбой и тяжёлым характером. И правда, служить с ним было нелегко. Нелегко, но интересно.
Совещание с командирами крейсеров для обсуждения инструкций Небогатова Иессен созывал с неохотой. Например, он предпочёл бы не видеть там капитана первого ранга Стеммана, командира злосчастного «Богатыря». Стемман искренне считал адмирала могильщиком своей карьеры, а потому желчно критиковал любые инициативы Иессена. Но не позвать каперанга «инвалидного» крейсера – значило смертельно обидеть того, и из критика-брюзги сделать настоящим врагом. Нет, на это Карл Петрович пойти не мог. Но всё-таки решил предельно сократить число участников совета, в итоге – «соображали вчетвером».
Помимо Стеммана, хмуро взиравшего на начальство, крепкий чай с лимоном употребляли капитан первого ранга Лев Алексеевич Брусилов, командир «Громобоя», брат генерал-майора Алексея Алексеевича Брусилова, начальника Офицерской кавалерийской школы и капитан первого ранга Владимир Александрович Лилье, командовавший броненосным крейсером «Россия».
Ознакомив каперангов с наставлениям-приказами-пожеланиями Небогатова, не преминув «подшпилить», что Николай Иванович те же инструкции отправил и в столицу, что не лучшим образом характеризует «случайного» командующего, неискушённый в интригах Иессен «попал под раздачу». Начал, разумеется, Стемман.
– Карл Петрович, я не понимаю, почему вы так критичны к прямому приказу командующего (Стемман особо, побуквенно, выделил это слово – КОМАНДУЮЩЕГО) о тралении прилегающих к Владивостоку водных районов? Разве Николай Иванович не прав? Разве мало нам крейсеров, стоящих в доке, из-за грубейших навигационных ошибок? А тут ещё и минная опасность! Японцы минами закидывают нам все выходы, а мы преступно молчим, ничего не предпринимаем, отсиживаемся под защитой орудий крепости.
– Александр Фёдорович! Потрудитесь держать себя в руках!!! – Иессен был до крайности взбешён прямым, без дипломатических экивоков «наездом» Стеммана.
– Я держу себя в руках! Я спокоен! – обозлённый каперанг встал и, глядя в глаза контр-адмирала, чеканил слова весомо и пугающе чётко, – Да, я считаю преступлением пренебрежение к угрозе минных постановок врага под нашим носом. Вашего благодушия, господин контр-адмирал – я не понимаю! Потрудитесь объяснить, что вы нашли смешного в дельных и логичных указаниях адмирала Небогатова?!