– Но тех, кто сидел в машине, вы ведь не обыскивали?

Шофера – да. Что касается баронессы, она вручила нам свою муфту и свою сумочку. И даже сняла меховое манто, чтобы показать нам: под таким облегающим платьем, какое было на ней, невозможно было хоть что-то спрятать.

– И все же где-то он должен был лежать, ведь эти люди не готовились специально к встрече с полицией. Или же Солманский все время держал его при себе, а это означает, что он у вас под носом встречался со своей сестрой...

Круглое, полное лицо австрийца внезапно сморщилось. Шиндлеру определенно не поправились слова Морозини «под вашим носом».

– Есть еще одна возможность, – проворчал он, – и именно на ней будет настаивать адвокат баронессы: кто докажет, что оружие закопали не вы? Как вы совершенно справедливо заметили, здесь ее слово будет действовать против вашего. Вдобавок вы – иностранец!

– Можно подумать, она не иностранка!

– Она – полька, а часть Польши входила в Австро-Венгерскую империю.

Альдо почувствовал, что им овладевает гнев:

– И вы полагаете, что в Варшаве испытывают к вам за это благодарность? Не больше, чем мы, венецианцы, землю которых вы захватили в нарушение всяких международных прав! Мне тоже пришлось испытать во время войны ваше тюремное гостеприимство. Так что мы играем на равных. Тем более что настоящее имя ее брата – Орчаков и он – русский. Честь имею кланяться, господин начальник полиции!

Князь подхватил брошенную им на стул шляпу, резким движением нахлобучил ее на голову и бросился к двери, однако, уже распахнув ее, спохватился:

– Не забудьте, что я сидел в машине графини фон Адлерштейн, когда убивали ее кузена, и она может за меня поручиться! И еще позвольте дать вам совет: если будете писать господину Уоррену, попросите его разъяснить вам, как полагается вести расследования! Вам это не помешает!

– Зря ты ему это высказал, – заметил Адальбер, когда Альдо вернулся в гостиницу. – Он уже и так не слишком нас любит, и, если бы не то, что мы вхожи в Рудольфскроне, возможно, у нас даже были бы неприятности...

– ...только этого недоставало! – проворчал Морозини. – Слушай, приятель, ты можешь делать все, что тебе угодно, но я отвечу на вопросы судебного следователя, или как там его называют в этих местах, распрощаюсь с дамами и возвращаюсь в Венецию! А оттуда попробую выудить Симона!

– О, мне тоже не улыбается здесь застрять! Здесь слишком гнусная атмосфера. Но, что касается наших прекрасных дам, не мы простимся первыми. У меня здесь приглашение на завтрашний ужин, – прибавил он, доставая из кармана изящную гравированную карточку. – Как ты можешь убедиться, это почти официальный прием... и в парадной одежде! Здесь есть еще менее торжественная записка, извещающая нас, что дамы по настоянию «эрцгерцогини» решили вернуться в Вену!

– По настоянию Эльзы? О боже! – простонал Морозини. – Я сказал ей, что должен вернуться в столицу, чтобы закончить лечение! Ставлю десять против одного, что она попросит меня ехать вместе с ней!

– Думаю, здесь ты ошибаешься. Напротив, графиня хочет оставить тебе лазейку. Иначе к чему затевать парадный ужин?