– А с руками у вас что? – спросил Лёша, пока поднимались на второй этаж.

– Да это так, – весело отмахнулись малышки. – Чесотка.

Детские руки были покрыты язвочками. До сих пор Лёша видел такое лишь на картинках.

– Но врач-то вас лечит хоть? – спросил он внешне спокойно, стараясь не перегораживать обзор Давидовой камере. – Мази какие-нибудь даёт?

– Не… У нас врач уволилась. Ей Алевтина Викторовна велела наказанным уколы, а она сказала…

Что ещё за уколы? Прививки? – переспросил Благой, забыв, что собирался не вмешиваться в репортаж.

– Прививки – это когда всем. Их ещё весной, а уколы – только наказанным. Вовке Казначееву как сделали, у него сразу глюки пошли…

– Я тоже что-то такое слышал, – тихо подтвердил Лёша.

А молчаливый, побывавший во многих переделках Давид просто продолжал съёмку.

Они шли по длинному коридору, фиксируя на видеоплёнку мутно-грязные окна и облезлые стены. Неухожено, неприютно…

– Палаты у нас на третьем этаже, туда днём нельзя. А тут – классы…Только сейчас учителя к нам не ходят. Из-за эпидемии, – продолжали девчушки.

– А это что такое? – спросил вдруг Лёша. Его внимание привлекла добротная деревянная дверь, плохо вязавшаяся со всем остальным.

Маленькие обитательницы детдома посмотрели на взрослых мужчин, отвернулись и захихикали.

– Сюда тоже нельзя. Это гостевая. Сюда только старшие девочки ходят. Их Марья Ивановна присылает, для развлечения. Когда дядьки приходят…

– Чего-чего? – Благой перехватил многозначительный взгляд Лёши и почувствовал, что холодеет.

– Там хорошо, там диваны красивые, – в голосах юных «экскурсоводов» жутко сквозила мечтательность. – Там дядьки конфеты раздают и бананы…

– Вот оно! – прошипел Лёша в ухо Благому. – Как раз про это дети в больнице…

– Для какого развлечения? – спросил Благой сквозь зубы.

– Для какого, для какого, – передразнили девочки. Вот глупый взрослый попался, таких простых вещей не знает! – Они с дядьками сексом развлекаются, вот для какого!

– Да… – крякнул Давид. От камеры он, впрочем, не оторвался.

– И что, часто эти… дядьки к вам?.. – спросил Лёша.

– А как Марь-Иванна девочек оденет в красивое, так и приходят, – в голосах девятилеток Благому снова послышалась жгучая зависть. – Мы тоже конфетки ели, нам девочки приносили. Шоколадные, вот. Дядя… a у вас нету конфетки?..

В столовой Благой увидел тощих мальчишек с коричнево-серыми, немытыми лицами, кое-как одетых линялые рубашки, торчащие из штанов. Девочки вы глядели чуть аккуратнее, но разве что чуть. Все смотрели на одну воспитанницу постарше: та несла на поднос нарезанные порции хлеба. Не успел поднос коснуться стола, как к нему со всех сторон потянулись руки. Многие вскакивали, чтобы схватить «пайку», казавшуюся побольше…

Давид только-только запечатлел эту убийственную картину, когда в противоположную дверь буквально влетела рослая, дородная дама. Дети при её появлении мгновенно вскочили, кто-то движением испуганного зверька стал прятать хлеб за пазуху. Дама была элегантно, со вкусом одета, в мочках ушей трепетали тяжеленные золотые серьги. Борис Дмитриевич и Лёша немедленно заслонили приникшего к окуляру Давида, но было поздно: мадам уже заметила камеру.