У меня резко высыхают слезы. Я отстраняюсь от мамы.

— Ты взяла деньги? Те, что мне в больницу принесла Блонди, сестра Андрея?

У мамы резко меняется лицо. Конец. Скулы напряжены. Желваки играют. Злится. Не отвечает, молчит.

— Мам, я не отстану, пока не скажешь правду. Взяла? — настаиваю я.

Проходит целая минута, прежде чем она выдает ответ:

— Да, — цедит сквозь зубы. — Взяла. И, если бы можно было, взяла еще больше.

Я не верю. Не верю в ее слова. Или не хочу верить?

— Но зачем, мам? — Приподнимаюсь на руках. — Она специально тогда принесла деньги. Чтобы унизить меня! — голос срывается, становится хриплым, грубым.

— В тот момент я не думала ни о чем, Леся. Именно в тот день доктор мне сказал, что тебе предстоит операция. И все бы ничего, ведь это бесплатно, вот только лекарства, которые понадобятся для реабилитации, стоят дорого. Очень дорого.

Мама переводит дыхание.

— Но почему ты ничего не сказала мне? — Смаргиваю пелену, появившуюся в глазах.

— О чем, Олеся? Ты хоть помнишь, в каком ты состоянии была? Да я за тебя больше, чем смерти, боялась! Думала, не сможешь пережить это. — Мама хватает меня за ногу, поднимает и резко отпускает. Конечность беспрепятственно падает обратно на матрас. А я ничего не чувствую. Ни капли.

Закусываю губы. Сжимаю ладони так сильно, что ногти впиваются в них.

— Прекрати мам, — обрываю ее.

— Прекращу. Как только ты услышишь правду. И уж тогда решай, ты будешь любить Андрея или ненавидеть.

Я вся вытягиваюсь в струнку. Хоть удержаться и сложно, но я стараюсь сидеть ровно. Я готова услышать все, что она мне намеревается сказать. Наша история с Андреем осталась в прошлом. С моей точки зрения, я достойно смогла ее пережить.

— Мне так больно, Лесёнок, вот здесь, — мама в кулак сжимает ткань в районе сердца. — До сих пор себя виню в том, что отпустила тебя с ним, а ведь он мне сразу показался повесой и бабником.

— Что? — округляю глаза. — С чего ты сделала такие выводы? Да и если так, что с того, мам?

— А то, что ты бы сейчас была олимпийской чемпионкой не паралимпиады, а…

Мама замолкает; видимо, ее смутило мое перекошенное лицо. Я стараюсь сдержать ярость, рвущуюся наружу, но у меня это плохо получается.

— …что? Нормальной? Полноценной? — выговариваю с досадой.

Мама молча сверлит меня взглядом.

— Да. Именно, — твердо отвечает она.

В уголках глаз щиплются слезинки. И я отворачиваюсь.

— Лесь, ты просто не представляешь, что мне сестра его рассказала!

Я чувствую, как мама придвигается ко мне, берет меня за руку, сжимает ее. В этот момент я понимаю, что не хочу ворошить прошлое. Не хочу лезть туда, где нас уже никогда не будет.

— Не нужно, мам. Пусть все остается там. Я про Андрея больше слышать не хочу, — мотаю головой.

Мама касается моего подбородка кончиками пальцев, поворачивает к себе. С нежностью проводит большим пальцем по скуле.

— Прости, не хотела тебя обижать, но твое отношение к прошлому меня пугает и настораживает. Я не хочу, понимаешь, не хочу, чтобы ты в Андрее видела того человека, кем он не является…

— Ты о чем, мам? — шмыгаю носом.

— Хорошо же он тебе напудрил мозг! Обдурил мою маленькую принцессу. Прикинулся ягненочком, а сам оказался волком в овечьей шкуре…