Дядя одобрительно кивнул.

— Какие еще новости?

— Да, русские нашли в Биби-Эйбате много нефти. Нобель привез в город громадную немецкую машину. Говорят, он собирается засыпать часть моря и искать там нефть.

Дядя очень удивился.

— О Аллах, о Аллах! — озабоченно проговорил он и поджал губы.

— Дома у нас все в порядке, и, с позволения Аллаха, я на следующей неделе заканчиваю учебу.

Так я болтал всю дорогу, а старик внимательно слушал меня. И уже около самого дома я опустил глаза и словно бы между прочим обронил:

— В город приехал знаменитый врач из России. Он, говорят, очень хороший врач. Посмотрит человеку в лицо и сразу может определить его прошлое, настоящее, а потом расскажет и будущее.

Ни единый мускул не дрогнул на скучающем лице дяди. Он лишь равнодушно поинтересовался фамилией врача, и я понял, что попал в самую точку.

Ибо это всё называют у нас «хорошим поведением и благородным воспитанием».

Втроем, то есть отец, дядя и я, мы расположились на плоской крыше нашего дома, невысокий парапет которой укрывал нас от ветра. Стояла сильная жара. Крыша была устлана мягкими, яркими карабахскими коврами, на которых мы сидели, поджав по-турецки ноги.

Перед нами на скатерти были расставлены вкуснейшие восточные блюда медовые лепешки, засахаренные фрукты, шашлык, плов с курицей и кишмишом.

Всякий раз, наблюдая, как едят мои отец и дядя, я восхищался аристократической утонченностью их движений. Держа левую руку неподвижно, они одними лишь пальцами отрывали кусок лаваша, захватывали им кусок мяса, заворачивали мясо в лаваш и отправляли в рот. Затем дядя медленным движением погружал три пальца в жирный, ароматный плов, сжимал рис в плотный комочек и отправлял его вслед за мясом, да так ловко, что ни одно зернышко при этом не падало.

Клянусь Аллахом, зря русские хвастают своим умением есть с помощью ножа и вилки. Этому любой дурак научится за месяц. Я и сам прекрасно управляюсь ножом и вилкой, и знаю, как следует держать себя за европейским столом. Но за свои восемнадцать лет мне так и не удалось научиться есть с такой элегантностью, как это делали дядя и отец. С помощью лишь трех пальцев они могли съесть любое из бесчисленных восточных блюд.

Нино нашу манеру есть называет варварской. В доме Кипиани всегда едят по-европейски, за столом. Мы же садились за стол только в том случае, если у нас в гостях были русские. Нино ужасалась, пытаясь представить себе, как я сижу на ковре и ем руками. При этом она забывала, что ее родной папочка в первый раз взял вилку в руки в двадцать лет.

Трапеза окончилась. Мы ополоснули руки, и дядя прочитал короткую молитву. Слуги убрали посуду с остатками еды, подали маленькие чашечки с крепким чаем. И, как полагается после сытного обеда, дядя завел разговор о том о сем. Отец говорил совсем мало, что же касается меня, то я вообще не имел права вступать в их беседу. Этого требовали правила приличий. Говорил только дядя, и преимущественно о временах великого Насреддин шаха, при дворе которого дядя играл, несомненно, большую, но еще не до конца понятную мне роль.