Мы приехали в имение.

Ленивые, разомлевшие от жары буйволы лежали в воде. Пахло молоком, виноград созрел, и его ягоды стали крупными, как глаза буйволов. Головы крестьян были выбриты на макушке, а спереди волосы разделены пробором. В глубине сада стоял небольшой домик с деревянной верандой.

Куколка заулыбалась, увидев лошадей, собак, кур.

Мы навели в доме порядок и зажили там. Я на несколько недель позабыл о министерстве, договорах и Яламе.

Мы лежали на лужайке. Нино жевала горькую травинку, и ее загоревшее под солнцем лицо было спокойно и безмятежно, как небо над Гянджой.

— Али хан, эта Куколка моя. В следующий раз будет мальчик, и ты возьмешь его себе.

И она стала обстоятельно планировать будущее Куколки. В это будущее входили теннис, Оксфорд, французский и английский языки… Короче, весь европейский набор…

Я молчал, потому что Куколка была еще очень мала, а под Яламой стояли тридцать тысяч красных. Мы веселились на лужайке и обедали, расстелив ковры, под деревьями. Неподалеку от лежащих буйволов Нино купалась. Проходившие мимо крестьяне в маленьких круглых папахах, кланялись своему хану и приносили нам полные корзины персиков, яблок и винограда. Мы не читали газет, не получали писем, мир ограничился пределами нашего имения, и мы были почти так же счастливы, как в Дагестане.

В один из жарких летних вечеров мы сидели в комнате. Издали послышался стук копыт. Я вышел на террасу и в человеке в черной черкеске узнал Ильяс бека. Он соскочил с коня. Я радостно протянул ему руки, но он не ответил на мое приветствие. В свете лампы лицо его было бледным, щеки ввалились.

— Русские заняли Баку, — проговорил он.

Я кивнул, словно давно знал это.

— Как это случилось, Ильяс бек? — спросила стоявшая у меня за спиной Нино.

— Ночью из Яламы пришли эшелоны с русскими солдатами. Они окружили город, и парламент сдался. Все министры, не успевшие бежать, арестованы, парламент распущен. Русские рабочие перешли на сторону своих земляков. В Баку у нас не оказалось ни одного солдата. Все находились на границе с Арменией. Я собираюсь организовать добровольческий партизанский отряд.

Я оглянулся. Нино ушла в комнату, слуги впрягли коней в карету. Нино собирала вещи и о чем-то говорила по-грузински с Куколкой. Потом мы ехали полем. Ильяс бек — верхом рядом с нами.

Вдали были видны огни Гянджи. На мгновение прошлое и настоящее слились в моем сознании. Я увидел бледного, серьезного Ильяс бека с кинжалом на поясе на мардакянской бахче, спокойную и гордую Нино.

В Гянджу мы приехали глубокой ночью. На улицах было беспокойно, людно. На мосту, разделяющем армянские и азербайджанские кварталы, стояли солдаты с оружием наизготовку.

На балконе правительственного здания в свете факелов развевался флаг Азербайджанской Демократической Республики.

Усталые солдаты отдыхали во дворе самой большой в Гяндже мечети. Где-то у реки строчил пулемет.

Я сидел, прислонившись к стене, слушал этот отвратительный треск и думал о том, что Азербайджанская Республика доживает свои последние дни. Передо мной была миска супа, на коленях лежала тетрадь, куда я торопливо записывал происходящее.