Поэтому, когда жена сердито поинтересовалась, куда это его понесло на ночь глядя, Толик пробурчал что-то неопределенное про тайного информатора по делу Кирсанова и быстренько смотался из дома.
«Нагнал туману, — весело усмехнулся он, сбегая по ступенькам. — Ничего, пусть уважает. Сука!» — И неожиданно вспомнив детский тайный язык, пропел себе под нос:
— Ле-фа-на-фа па-фа-дла-фа!
Тогда в детстве казалось, что добавлять в слова лишний слог они додумались сами. А потом уже, учась на журфаке, Толик сильно удивился, узнав, что это тюремный сленг.
— Криминализация всей страны, — пробурчал он и поморщился, оглядываясь по сторонам. Сыпался мелкий снег, да и ветер срывался нешуточный.
— Пурга, мать его, — скривился Меньшиков и бодро потрусил к метро. Заказчик жил где-то на окраине, и ехать к нему предстояло не меньше часа.
— Здрасьте, — хмыкнул Толик в трубку, заходя в здание метрополитена. — Когда к вам можно подъехать? — уточнил он нахально.
— Да хоть сейчас, — пробурчали в ответ. — Но я на даче. У меня тут все хранится.
— Ну ладно, — с сомнением в голосе согласился Толик. — Адрес диктуйте, сейчас приеду. Он сумрачно вгляделся в белый листок блокнота, где умудрился накарябать название поселка и улицу.
«Абрикосовая, блин, — хмыкнул про себя Меньшиков и мысленно пропел из Антонова: — Пройдусь по Абрикосовой, сверну на Виноградную…»
Он покосился на часы, лихорадочно соображая.
«Без пятнадцати семь, — пробурчал он про себя. — К полуночи должен домой вернуться, — скривился он. — А если позже карета превратится в тыкву, а Ленка в фурию. Будет потом до утра выяснять, к кому таскался. К Жанке или к Катьке… — весело ухмыльнулся он и, скривившись, отметил довольно: — Ревнует сучка! Это хорошо!»
В метро он отвлекся от семейных проблем, опустив глаза в новую книгу Тони Робинса. Что-то там про деньги и экономию. И в электричке снова читал известного коуча, в надежде нахвататься идей и разбогатеть. Только вот не предугадал, что за городом холоднее. Через куртку задувал ветер, голова без шапки грозила скатиться с плеч и упасть в первый попавшийся сугроб, а ноги промокли от набившегося внутрь снега.
Поэтому, когда заказчик пригласил пройти и испить чайку, Меньшиков некстати вспомнив, что не успел поужинать, с удовольствием стянул с себя мокрую обувь и холодную куртку.
— Проходите, пожалуйста, — елейно пробасил солидный дядька с бородкой и в домашней вельветовой куртке. — Вот сюда, на кухню, — махнул он в сторону темного коридора. Жена сегодня вкусных плюшек купила. Будем вас чаем угощать и за жизнь разговаривать, — хихикнул он, пропуская Толика вперед.
«За жисть мне с тобой болтать некогда, дядя, — мысленно скривился Меньшиков. — А вот чашка чая точно не помешает. Тем более с плюшками», — про себя хохотнул он и уже шагнул в ярко освещенную плохо прибранную кухню, когда ему под ноги кинулась мелкая гавкучая собачонка.
— Фунтик, — прикрикнула на собаку худая тетка в цветастом платье и с пергидрольными кудряшками на башке. — Свои, свои, — повторила она, поднимая псину на руки и прижимая к своей субтильной груди. Толик отвлекся, презрительно глядя на трясущуюся от страха, но не переставшую лаять собачонку. И не заметил движения сзади. Он лишь почувствовал, как на голову свалилось что-то тяжелое, и очнулся уже в наручниках в обшарпанном, но теплом подвале.