— Ирокезам его! — вскричал Чингачгук, расставаясь не без сожаления с одной из башен, которую его приятель опять положил в мешок. — Слоном можно купить целое племя.

— Ты это можешь сказать, Чингачгук, так как тебе хорошо известна природа краснокожих. Но человек, сбывающий фальшивые деньги, так же виноват, как и тот, который делает фальшивые деньги. Согласится ли честный индеец продавать барсуков вместо бобров?

— Но отчего же вы уверены, Зверобой, что эти костяные игрушки непременно должны быть идолами? Теперь я, кстати, припомнила, что у одного из наших офицеров были фигурки точно в таком же роде. Вот, смотрите, в этом завернутом пакете должны быть еще какие-нибудь вещи, которые относятся к вашим идолам.

Зверобой взял поданный пакет, развернул и вынул оттуда шахматную доску огромных размеров, выделанную из черного дерева и слоновой кости. Сравнивая ее с шахматами и соображая соотношения между собою, охотник мало-по-малу пришел к заключению, что эти мнимые идолы должны быть, по всей вероятности, принадлежностью какой-то любопытной игры. Это открытие окончательно решило важное дело выкупа пленных. Зная вкусы и наклонности индейцев, все единодушно согласились, что выточенные слоны всего более способны вызвать ирокезскую жадность. К счастью, башни на слонах представляли собою полный комплект, и потому решили предложить четырех животных за выкуп пленников. Остальные фигуры вместе с другими вещами решили запереть в сундук и хранить от завистливых глаз ирокезов до последней крайности. Порешив на этом, они даже не развертывали шесть остальных пакетов и привели все содержимое сундука в прежний порядок, так что старик Гуттер по возвращении домой едва ли догадался бы, что посторонняя рука прикасалась к его заветному сокровищу. Ключ был положен опять в ту же сумку, откуда его вынули. Чингачгук ушел в спальню, захватив с собою слонов, а Зверобой остался наедине с Юдифью. Их разговор продолжался гораздо дольше, чем рассчитывал молодой охотник, не замечавший, как проходило время. Наконец он спохватился.

— Ну, Юдифь, — сказал Зверобой, вставая с места, — приятно с вами разговаривать, но обязанность призывает меня к другому. Почем знать? Старик Гуттер, Генрих Марч, а может-быть, и Гэтти…

Слова замерли на его губах, потому что в эту самую минуту на платформе послышались чьи-то легкие шаги. Человеческая фигура заслонила собою двери, и в комнату медленными шагами вошла Гэтти в сопровождении молодого индейца лет семнадцати, обутого в мокассины.

Несмотря на такое неожиданное появление, Бумпо не потерял присутствия духа. Прежде всего он скороговоркой посоветовал своему приятелю на делаварском языке не выходить из своей засады и на всякий случай держаться настороже, а сам немедленно подошел к двери, чтобы исследовать, как велика была опасность. На поверхности озера, однако, не было никого, и грубый, на скорую руку сколоченный плот из сосновых бревен, колыхавшийся теперь возле ковчега, тотчас объяснил, каким образом Гэтти добралась до жилища своего отца.

Оправившись от изумления и страха, Юдифь порывисто бросилась в объятия сестры и, прижимая ее к себе, плакала от радости. Гэтти с своей стороны, спокойная и серьезная, не выказывала особенно большой чувствительности. По приглашению Юдифи она села на скамейку и начала подробно рассказывать о своих похождениях после бегства из ковчега. Тем временем в комнату вошел Зверобой и, заняв свое место, с большим вниманием слушал интересный рассказ. Молодой ирокез молча стоял у дверей, совершенно равнодушный ко всему происходящему вокруг него.