Не постигая такой перемены в положении лодки, молодой охотник не мог более сдержать своего нетерпения. Повернувшись с величайшими предосторожностями, он приставил свой глаз к отверстию, просверленному пулей, и перед ним открылась почти вся перспектива мыса. Вследствие одного из тех неприметных толчков, которые так часто изменяют обыкновенный ход вещей, лодка склонилась к югу и медленно поворотила к оконечности мыса, так что он находился от него не более, как футах в ста. К счастью, легкий порыв юго-западного ветра снова изменил направление лодки.

Нужно было во что бы то ни стало еще больше удалиться от своих врагов и, если можно, известить друзей о своем положении, но отдаленность от замка делала затруднительным выполнение этого плана, тогда как близость мыса заставляла неизбежно привести в исполнение первую мысль. Нужно заметить, что, по принятому обычаю, на обоих концах лодки клали по большому гладкому камню, служившему вместе и балластом, и сиденьем. После неимоверных усилий Зверобой кое-как придвинул ногами камень, положенный на задней части лодки, и, ухватившись за него руками, прикатил на самый перед, где лежал другой такой же камень; сам же он отодвинулся как можно дальше назад, что уравновесило лодку. Заметив в свое время отсутствие весел, он на всякий случай запасся на берегу длинной хворостиной, которая теперь лежала возле его руки. Сняв с головы охотничью шапку, он надел ее на конец хворостины, которую поднял как можно выше над поверхностью лодки, давая таким образом сигнал своим отдаленным друзьям. Этот маневр немедленно был замечен на берегу, и пущенная пуля на этот раз содрала у него кожу на левом плече. Зверобой понял свою неосторожность и поспешил опять защитить голову шапкой. Гуроны, однако, прекратили выстрелы, надеясь, вероятно, захватить пленника живьем.

Несколько минут Зверобой оставался неподвижным. Продолжая наблюдать через отверстие, пробитое пулей, он с удовольствием заметил, что лодка постепенно удаляется от берега, так что наконец от его взоров совсем исчезли, верхушки деревьев. Тогда он опять вспомнил о своей хворостине и решился употребить ее вместо весла. Опыт на первый раз оказался удовлетворительным, но трудность состояла в том, что он должен был действовать наугад, не предвидя, какое направление получит лодка. Между тем снова раздались крики на берегу, и снова послышались ружейные выстрелы. Одна из пуль пробила еще отверстие в лодке, другая попала прямо в хворостину и вырвала ее из рук гребца. Таким образом, и этот маневр не удался.

Оставалось теперь отдаться на произвол судьбы и ожидать всего от слепого случая. Зверобой так и сделал. Продолжая лежать на дне челнока, он заметил, что ветер подул гораздо сильнее, и, по всем его соображениям, случай, на который он рассчитывал, должен был выручить его.

Прошло минут двадцать, как Зверобой находился в лодке, и он уже начинал беспокоиться, почему друзья с ковчега или замка не подают ему никаких сигналов. Положение лодки позволяло ему видеть озеро только в длину, и по всем расчетам он должен был находиться от замка саженях в тридцати. Глубокое молчание, царившее повсюду, не могло быть успокаивающим признаком, и он не знал, приписать ли его какой-нибудь новой хитрости, или же слишком отдаленному расстоянию от индейцев. Устав напряженно слушать и ничего не слышать, смотреть во все глаза и ничего не видеть, он сказал сам себе, что гуроны могут бесноваться, сколько им угодно, а он будет лежать спокойно, зажмурив глаза и вверив свою участь игре течений и ветров.